Фурии. Кэти Лоуэ

единения со всеми и благодарность к ним. Мощная химия и сладость греха: вот он, источник безграничного идеализма, за который борются студенты.

      Я повернулась к Робин, собираясь выложить ей все – не только касательно того, что происходит здесь и сейчас, но все про себя, про свою жизнь, поделиться всеми тайными чувствами, всем еще невысказанным, – но на ее месте уже сидел парень с восьмого этажа, имя которого стерлось у меня из памяти. А может, он и не представлялся? Не уверена.

      – Ты как здесь оказался? – спросила я, цепляясь за ручки кресла, чтобы остановить кружение комнаты.

      – По лестнице поднялся, – бросил он. – А ты?.. Ты что, пьяна?

      – Можно и так сказать. – Слова путались в голове, ладони нестерпимо жгло, и я подняла их в воздух.

      – Если судить по зрачкам, это пожалуй, не просто опьянение, – сказал он, приближаясь ко мне.

      – Не твое дело. – Я отклонилась назад.

      – Да ладно тебе. – Он поморщился.

      – Прости, – пробормотала я и оглядела комнату, надеясь отыскать копну рыжих волос. Робин снова устроилась рядом с Энди: он сидел на полу, она на кровати, закинув ноги ему на плечи и время от времени наклоняясь, чтобы поцеловаться; волосы ее падали ему на грудь, он по-хозяйски перебирал их. Я почувствовала подступающую тошноту, странную тошноту, и опустила глаза, тупо глядя куда-то между собственных колен, где рисунок ковра то приближался, то удалялся, точно набегающая волна.

      – Может, воды или еще чего?

      Я и забыла, что я здесь не одна. Медленно, с напряжением в шее и скулах, повернулась к нему; язык прилип к нёбу.

      – Да, пожалуйста. – Я испытывала странное ощущение полноты жизни и в то же время близости смерти. – Горячая, – сказала я, принимая из его рук пластиковый стаканчик с мутным колотым льдом.

      – Потихоньку, – сказал он, придерживая стакан. – Не залпом, иначе вырвет.

      – Ладно. – Слова звучали как-то необычно, словно при чтении стихов. – Лад-но, лад-но, лад-но, – повторила я, завороженная звучанием. – Он рассмеялся, отступил, словно не ручаясь за самого себя, на шаг назад, немного постоял, затем снова сел на место и сделал глоток из своего стакана. Я вновь испытала чувство всепоглощающей любви к окружающим, особенно к этому незнакомцу, который подошел ко мне с водой и добрым словом.

      – Спасибо, – пролепетала я, старясь выдавить из себя улыбку.

      – Не за что, – откликнулся он. – Может, выйдем на свежий воздух?

      – Я не… Дальше этого окна я не доберусь. – Слова выговаривались не вполне внятно и отражались звучным эхом.

      – О господи, только не это. Чего тебе точно нельзя делать, так это приближаться к окнам или острым углам, особенно без поддержки.

      – Я вовсе не…

      – Я не про это, – перебил меня он, поняв, что я имела в виду, прежде чем я успела договорить. – Я просто хочу сказать, что тебе уже не о чем беспокоиться – в бо́льшие неприятности, чем сейчас, впутаться будет трудно.

      Он притянул меня к себе. Счастливая