Парни в гетрах. Пелам Вудхаус

школьников, – едко ответил Мартышка. – За этих мальчишек с липкими ручонками. За… Что ты смотришь как больная рыба? Я понял твои козни. Это же только выдумать! Вот уж, поистине, бес! Решил, видите ли, унизить меня перед Анджеликой! Конечно, если девушка видит, как эти гады бьют тебя свернутыми газетами, она к тебе изменится. Хо! – закончил Мартышка, спросив наконец джину.

      Конечно, Чайник был потрясен, но вежество Фотерингеев не позволило ему продолжить беседу на людях. У девицы, к примеру, уже шевелились ушки.

      – Не знаю, о чем ты говоришь, – сказал он, – но пойдем-ка лучше ко мне. Нельзя трепать в баре имя женщины.

      – Это кто же его треплет?

      – Ты. Если, по-твоему, это не называется «трепать», я уж и не знаю… Однако, слава Богу, есть люди с чувством чести.

      Словом, они пошли наверх, и Чайник закрыл двери.

      – Так, – сказал он, – что ты бесишься?

      – Я уже говорил.

      – Ну, повтори.

      – С удовольствием!

      – Ладно. Нет, минуточку!

      Чайник резко открыл дверь и услышал, как катится по ступенькам девица. Потом он дверь закрыл и сказал:

      – Ну вот. Теперь – просим.

      Мартышка отпил джину с джинджером и начал снова:

      – Нет, такой пакости! Нет, такой подлости! Я тебя вижу насквозь, Фотерингей-Фиппс. На-сквозь! Ты знал, во что превращается человек на школьном празднике. Ты не хотел, чтобы Анджелика видела тебя в шоколаде и варенье. А я, дурак, тебе верил!

      Сперва Чайник онемел от удивления, потом обрел дар речи. Его благородная душа не могла вынести такой несправедливости.

      – Какая чушь! – воскликнул он. – Какой собачий бред! Мои мотивы – чисто рыцарские. Я приносил жертву, не думая о том, что трудно полюбить такое лупоглазое чучело.

      Мартышка удивился:

      – Чучело?

      – Вот именно.

      – Лупоглазое?

      – А то как же! Если хочешь знать, причина в том, что ты начисто лишен обаяния. Тонкой, чувствительной душе не нужно тебя видеть в шоколаде, чтобы испытать – да-да! – брезгливость.

      – Вот как?

      – Именно так.

      – Да? Разрешите сказать, что Анджелика меня любит.

      – То есть меня. Я, слава Богу, разбираюсь в улыбках и взглядах. Ставлю одиннадцать к четырем, что вскоре Анджелика будет Фотерингей-Фиппс. Нет, тридцать три к восьми.

      – В какой монете?

      – В десятках.

      – Идет.

      Тут дверь приоткрылась.

      – Простите, – сказала девица.

      Соперники воззрились на нее. Она была толстой, добродушной и потирала левое ухо. Лестницы в «Гусе и кузнечике» крутые.

      – Простите, – повторила она, – я случайно услышала ваш разговор и должна внести ясность. Какое пари? Мисс Бриско выходит замуж.

      Нетрудно представить эффект этих слов. Мартышка упал на единственный стул, Чайник привалился к умывальнику.

      – Что? – сказал один.

      – Как? – сказал другой.

      – Да вы сами с ним разговаривали, –