Мединститут. Дмитрий Борисович Соколов

периодически возникающие боли в мезогастрии…

      –Чем было продиктовано решение вести больную консервативно?– вдруг раздалось из-за спины хирурга. Голос профессора был начисто лишён обаяния и на фоне впечатления от речи Крамаренко прозвучал грубо и резко.

      Черноволосый дяденька замолк и всем корпусом повернулся к Тихомирову.

      –В процессе динамического наблюдения и лечения ex juvantibus,– мягко ответил он, – имела место положительная динамика. Эпизод кишечной непроходимости удалось разрешить и восстановить пассаж…

      –Из вашего рассказа, Сергей Михайлович, так не следует. Наоборот, у меня сложилось впечатление, что вы лишь временно нормализовали состояние поступившей тем, что назначили ей инфузионную терапию. Благополучие, о котором вы сейчас говорите- мнимое. Контрольный барий давали?

      –Давали…

      –Когда?

      –В полночь…

      –То есть?

      –В 24.00…

      –Тогда где же контрольный снимок брюшной полости?

      –При мне делали, Всеволод Викентьевич.

       -А почему результатом не поинтересовались?

      Крамаренко пожал широкими плечами, улыбнулся в зал, приподнял одну бровь.

      –Вы же знаете наши проблемы, Всеволод Викентьевич. Санитарок в отделениях нет, сестра хорошо, если есть одна на два поста, по уши занята сдачей смены… нам послать за снимком некого, им со снимком прислать некого. Рентгенлаборант на всю клинику один. А утром, перед пятиминуткой, дежурный хирург настолько загружен, что самому сходить просто некогда. Разумеется, я понимаю, насколько важен нам снимок. Сразу после конференции…

      –Сергей Михайлович!– возвысил голос Тихомиров, не давая себя убаюкать. –Речь идёт о жизни и смерти человека. В экстреннной хирургии всё решают порой минуты. Вы сдаёте дежурство и даже не знаете результатов контрольного исследования!

       -Санитарки…

      –Ну мы же не дети. За свою больную отвечаете именно вы. Я не могу принять у вас дежурство без результата снимка.

      Крамаренко снова улыбнулся. Улыбка, которая столь шла ему, получилась несколько асимметричной- было видно, что хирург раздражён придирками Тихомирова.

      –Хорошо, раз так,– сдался он, высмотрев кого-то в зале, – Игорь, будь добр, сбегай в рентген, принеси нам снимок. Пусть все посмотрят…

      Один из молодёжи, сидевший в ряду клинических ординаторов, снялся с места и исчез за дверями. В зале зашептались. Крамаренко покинул трибуну и спустился со сцены. Чувствовалось, что этот большой человек сильно задет.

      На трибуну поднялся пожилой доктор Пашков из 2-й хирургии. Он сильно волновался, докладывая. По сторонам не смотрел, не отрывался от историй. Тихомиров лишь что-то неразборчивое спросил его о каких-то лейкоцитах в два часа ночи. Пашков, лысый, крепкий, бульдожьего вида ветеран, моментально покраснел и начал копаться в историях, ища анализ. Тот всё не находился, дежурный хирург нервничал. Ему на помощь пришёл Гиви Георгиевич. Он поднялся с места и сам ответил на