Мединститут. Дмитрий Борисович Соколов

камнями желчный пузырь располагался неудачно, внутри ткани печени. Что бы отделить его, не поранив ни печень, ни стенку пузыря, требовалось большое искусство. Осложняли дело и обширные спайки в области желчных протоков, оставшиеся после двух предыдущих воспалений. Нормальные анатомические взаимоотношения в воротах печени были нарушены, и работать хирургам приходилось буквально на ощупь.

      Виктор Иванович и Антон Булгаков были по-прежнему вдвоём. Несмотря на то, что оскорблённый Горевалов окончательно их покинул, а ломоносовский стол окружали многочисленные студенты, и среди них тоскующий Ваня Агеев, предлагать свои услуги в качестве второго ассистента никто так и не рискнул. Ломоносова студенты побаивались. Между тем на соседнем столе Гиви Георгиевичу, решившему всё же ограничиться типичной резекцией 2\3 желудка, ассистировали сразу трое – хирург- стажёр из 6-й больницы и два интерна.

      Виктор Иванович, поблёскивая золотыми очками, в четвёртый раз подозвал санитарку, чтобы та вытерла ему вспотевший лоб, прификсировал дренажные трубки, острожно подтянул тампоны, проверяя надёжность остановки кровотечения и обернулся к медсестре:

      –Катя, сейчас будем закрываться и уносить ноги. Давай на брюшину. Не мне, – он не взял протянутый тут же иглодержатель, заряженный режущей иглой с длинной жёлто-коричневой ниткой кетгута. – Доктору! Шейте, Антон Владимирович. Теперь я поассистирую. Только не спешите, коллега. На вас теперь смотрит вся Россия…

      Антон, никак не ожидавший такого королевского жеста, взял инструмент и начал – сначала размашисто и неуверенно, но уже через два стежка окреп духом и начал соразмерять свои движения. Подхватывая края брюшины- толстой плёнки, окутываюшей органы брюшной полости- пинцетом, он бысто нанизывал их на иглу и проводил нить, которую Ломоносов тут же протягивал и захлёстывал. Окровавленные пальцы хирургов слаженно порхали над раной, которая уменьшалась с каждым их движением. За ходом этого процесса напряжённо следили студенты. Булгаков, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость, чувствовал себя героем. Для сверстников он становился недосягаем.

      Потом он упоённо трудился над остальными слоями- над белой линией, над клетчаткой, над кожей. Уверенность в своём всемогуществе и бесконечная радость первопроходца становились сильнее с каждым новым швом. Когда был наложен последний, Антон с огромным сожалением вернул Кате иглодержатель.

      Неведомая симфония, звучащая в голове, смолкла.

      Операция была закончена.

      После этого оба хирурга, освободившись от тесных халатов и душных влажных масок, сидели в курилке. Стало уместно задать вопросы, и студент расспрашивал Ломоносова о некоторых специфических нюансах. Тот подробно объяснял. В курилку заглянул Гиви Георгиевич. Он тоже закончил основной этап и предоставил помощнику закрыть брюшную полость. Шапочка и подмышки куртки зав.отделением были обильно пропитаны потом.

      –Виктор Иванович, потом зайдите ка мне, – бросил он, не глядя на опальную парочку.

      –Что, попадёт вам? – шёпотом спросил Антон. – Гиви