Беседы о доме, о Москве, об Иерусалиме. Дина Рубина

по именам и статусу с моими близкими, еще не есть приглашение в мою реальную жизнь. Существует уйма вещей, которые я предпочитаю не выставлять на обозрение.

      Есть темы, болезненно для меня важные, – например, тема вины, – с которыми я предпочитаю расправляться при помощи "посторонних" героев, которые выглядят совершенно "сочиненными" – как героиня в "Высокой воде венецианцев".

      То есть творчество – как способ избавиться от собственных комплексов, проблем и переживаний?

      Это способ жизни любого писателя.

      А вот на какую тему ты бы ни с кем никогда бы не разговаривала?

      Я в своих текстах практически никогда не касаюсь интимных сфер своей жизни, – то, что любят делать многие писатели. Я и в быту, с близкими, достаточно закрытый человек.

      Темы, на которые иногда со мной беседует дочь, бывают для меня причиной некоторой оторопелости. Я со своей мамой никогда эти темы не обсуждала.

      А ты поддерживаешь эти разговоры?

      Смущенно поддерживаю. Потому что уклоняться от ответов было бы нечестно. В конце концов, это моя дочь, и я хочу, чтобы она оставалась близким мне человеком.

      Просто она выросла в Израиле, а там принято свободно обмениваться мнениями по любой, самой интимной теме. Там на уроках все это обсуждают. Вообще, все очень открыто и даже превращено в игру. Например, прощаясь с Евой перед нашим отъездом в Москву, одноклассники подарили ей брелок: резиновую пищалку в форме карикатурного мужского члена. Я спросила:

      – Ты собираешься с этим прийти в новый класс, в новую школу?

      – Конечно! – ответила она весело.

      – Ты сошла с ума, – сказала я.

      При этом разговоре присутствовал Игорь Губерман, который не замедлил вставить:

      – А, по-моему, замечательно и правильно! И учительницам давно уже пора познакомиться с этим предметом.

      Вообще, поразительно – как эти новые люди смелы, раскованны в общении и главное – как свободно они называют все своими именами. Но это еще и особенность языка. Иврит – очень смысловой язык. Он не любит туманностей.

      То, что жизнь влияет на литературу – это понятно, собственно, литература – порождение реальности. Но влияют ли твои собственные произведения на твою жизнь?

      Еще как! У меня даже есть эссе на эту тему – «Послесловие к сюжету»… Конечно, влияют. Убеждена, что этот мир создавался определенным замыслом – соответственно, внутри этого замысла существует бесчисленное многообразие ходов и поворотов, мистических переплетений тем. Более того, мне кажется, все литературные произведения – которые только еще должны быть написаны – уже существуют. Часто испытываю ощущение, что я не сочиняю то или иное слово или эпизод, а угадываю, нащупываю то, что уже написано.

      Я хотела спросить еще вот о чем. В «Высокой воде венецианцев» твоя героиня – ты или, допустим, не совсем ты, – смертельно больна, в романе « Вот идет Мессия» собственный сын тебя убивает. Ты сама утверждаешь, что слово материально.