Держим удар, Дживс!. Пелам Вудхаус

ему наподдать как следует.

      – Вот именно.

      – Будь я на месте Стиффи, я бы ему в постель жабу сунул или стрихнину в суп подсыпал.

      – Вот именно. Что касается Стиффи…

      Он внезапно умолк. Пристально в него вглядевшись, я понял, что был абсолютно прав относительно той злополучной субстанции. Безусловно, грудь бедного малого была битком ею набита.

      – Что-то не так, Пинкер?

      – Да нет, ничего. Почему ты спрашиваешь?

      – Ты странно себя ведешь. Как собака, которая преданно заглядывает в глаза хозяину, будто хочет что-то сказать. Ты хочешь мне что-то сказать?

      Он сглотнул раз-другой и покраснел, если подобное выражение применимо к человеку, чье лицо даже в спокойном состоянии напоминает цветом эдакую благочестивую свеклу. Казалось, застегивающийся сзади воротничок его душит. Сиплым голосом он произнес:

      – Берти…

      – Да?

      – Берти…

      – Я здесь, старина, и ловлю каждое твое слово.

      – Берти, ты теперь занят?

      – Не более чем всегда.

      – Ты не мог бы уехать на два-три дня?

      – Думаю, это можно устроить.

      – А ты не мог бы уехать в Тотли?

      – Погостить у тебя?

      – Да нет, погостить в Тотли-Тауэрсе?

      Я уставился на него, как говорится, во все глаза. Не знай я, что он трезвенник, который даже вне Великого поста редко позволяет себе пропустить что-нибудь более крепкое, чем легкое пиво, мне пришлось бы допустить, что преподобный Пинкер уже успел приложиться к бутылке. Брови у меня полезли кверху, и не останови я их вовремя, они испортили бы мне прическу.

      – Где побыть? Растяпа, ты не в своем уме, иначе бы не нес эту околесицу. Надеюсь, ты не забыл, какую пытку мне пришлось вытерпеть, когда я в последний раз гостил в Тотли-Тауэрсе?

      – Не забыл. Но Стиффи хочет, чтобы ты ей помог. В чем именно, она мне не сказала, но предупредила, что дело это чрезвычайной важности и что без тебя не обойтись.

      Я выпрямился во весь рост. Я был холоден и решителен:

      – Ты просто рехнулся, Растяпа!

      – Не понимаю, что тут особенного!

      – В таком случае позволь тебе объяснить, почему ваш замысел обречен на провал. Во-первых, после того, что произошло между нами, едва ли сэр Уоткин Бассет пригласит меня к себе. Подозреваю, что он меня терпеть не может. Если есть на свете человек, который по моей милости пережил не самые приятные минуты в своей жизни, так это Бассет. Залог счастья для него – это когда между ним и Бертрамом пролегает по меньшей мере сто миль.

      – Тебя пригласит Мадлен, ты только пошли ей телеграмму и попроси позволения приехать на денек-другой. Она никогда не советуется с сэром Уоткином, кого ей пригласить. Зовет в дом кого хочет.

      Это была правда, но я пропустил его слова мимо ушей и безжалостно продолжал:

      – Во-вторых, я знаю Стиффи. Очаровательное создание, для нее, как я уже сказал Эмералд Стокер, у меня всегда открыты объятия, вернее, были бы открыты, не будь она помолвлена