На смерть Цины. Яков Есепкин

здные нети

      Сей пурпурный точащийся хлеб.

      «Мы терни ль кровию златили —…»

      Мы терни ль кровию златили —

      Доднесь колючкой перевиты,

      Но за бессмертье восплатили

      И все теперь со жизнью квиты.

      Полынь завилась в черногрозди,

      И слова Господу не скажем,

      Лишь на венчающие гвозди

      Перстами тонкими укажем.

      Широки лживые объятья,

      Пусть алчут други вин и брашен,

      Ах, наши столпные распятья

      Взнесутся дале горних башен.

      «У Господа на каменных коленях…»

      У Господа на каменных коленях

      Вольно в крови младенчикам сидеть,

      Во райских отражаяся зеленях,

      На Боженьку восторженно глядеть.

      Ах, смерти мы не ждали в воскресенье,

      Случайно погоститься забрела.

      Всё видели чудесное спасенье,

      Серебро изливали в зеркала.

      Бредем вот по нескошенному лугу,

      Над каждым свой веночек возгорит,

      Она здесь не препятствует досугу,

      А коску сорным точивом острит.

      Вороны позасеяли прокосы,

      Слилися с колосками сорняки,

      И смерть свои отбеленные косы

      Вплетает в те нещадные венки.

      «Отчитаем псалмы, серебро из очей…»

      Отчитаем псалмы, серебро из очей

      Тратно выльем, Господь, и к Тебе застучимся,

      Ни считать, ни пропеть набоженных речей,

      Крови нет для письма, а и даром влачимся.

      Не алмазные всем, чумовые венцы

      Источили вечор фарисейские орды,

      Веселятся оне: «Были вы гордецы,

      По седмице страстной будьте смертию горды».

      В пированьях теперь премолчим тяжело,

      Кушать маковых яств и настоек сливовых

      Не желаем, Господь, нагулялись зело,

      Как воскресные мы – виждь нас в тлумных столовых.

      «Сплети мне свой губительный венок…»

      Сплети мне свой губительный венок

      Из терний, ниспадающих оплечь,

      Чтоб не был я до Смерти одинок,

      Ответствовал на суетную речь.

      Скажу я: «Вот окончилась игра,

      Встречал я во юдоли ангелков,

      Ан в сирое узилище пора,

      Тебе ж – сплетати золото венков».

      Не бойся, травы сорны воплети,

      Чернобыльником венчики увей,

      Тогда я изъявлюся во плоти,

      Скажу тогда – попробуй-ка, убей.

      Пусть черные ромашки на ветру

      Слезой сребрят убойный мой венец,

      Красна ли Смерть, красна ли на миру,

      Не скажет закровавленный Отец.

      Ах, верил я до смертного конца

      Тебе одной, сжигая лет мосток,

      Урви же со точащего венца

      Ромашковый изгнивший лепесток.

      «Незабудки цветут и левкои в крови…»

      Незабудки цветут и левкои в крови,

      И эринии ткутся из снов,

      Как не вынести нам божевольной любви,

      Хоть приимем дары вещунов.

      Пожалели хлебы на лазурном вине,

      Дали травленых яблок-лузги,

      Но еще мы явимся во бледном огне

      И тогда расточатся враги.

      Станут вретища наши одесно сиять,

      Раны страшные хмель обовьет,

      Рядом с Господом будем темно предстоять,

      Смерть ли Божиих агнцев собьет.

      «Ах, Господи, пурпурная Звезда…»

      Ах, Господи, пурпурная Звезда

      Всекрасит иверийскую лозу,

      В Твое мы изливали невода

      Последнюю кровавую слезу.

      Горели колокольчики темно,

      А мы уже не видели Твоих

      Очес, и нищим смертникам одно

      Как узреть сребро с чернию на их.

      Ни красок, ни холодных родников,

      Лишь ангелы Господние снуют

      И тесьмами во черены цветков

      Те слезы прекровавые лиют.

      «Се трапеза иль тризна, успенным равно…»

      Се трапеза иль тризна, успенным равно,

      Век им