Коллекция нефункциональных мужчин. Наталья Рубанова

вливанию чего-то инородного в самую что ни на есть нутрь. К тому же, наизусть выученная дорога до заведения, приводящая в девятнадцатый кабинет, остохорошела до “мало не покажется”, поэтому Евангелина грустила и одиноко пила таблетки. Как-то, сидя в очереди и услышав тихое: “Пелевина!” – она увидела Онегина.

      Он был депрессивен, небрит, но не вызывал привычного раздражения.

      – Ты долго еще? – спросил он.

      – Полчаса, наверное, – ответила Евангелина, не удивившись его внезапному явлению. – Деньги, что ли, появились?

      – Кихот отдал, вот еще с Санчо стрясу…

      – Онегин, я хотела обои новые поклеить, веришь, нет? Опять на эту рвань смотреть, все деньги просадила…

      – Ну, это ерунда, обои какие-то.

      – Конечно, ерунда, но невозможно же всю жизнь смотреть на один и тот же рисунок на стенах.

      – Почему? Нет никакой разницы.

      – Да хрен с ними, с обоями. Больше не капает?

      – Вроде нет. Я вчера с Александра Сергеича женой общался.

      – С Наташкой, у которой даже имя проститутское?

      – С ней. Она сказала, что прозу крепят так: перетягивают канатами в самом горле, а потом в то самое горло вдавливают литр коньяка.

      – Вдавливают? А зачем вдавливать-то?

      – Да я вот тоже не понял, зачем вдавливать – можно и так.

      – А вчера – не поверишь.

      – Чего?

      – Все-таки Гульд играет Баха с иголочки.

      – Еще бы. Но мне Горовиц больше нравится.

      – Ах, Онегин, какая разница – Гульд, Горовиц… Опять в это кресло.

      – Любишь кататься…

      – Ты, кажется, не совсем так сказал.

      – Боюсь оскорбить даму.

      – Скоро бал, Онегин. И только посмей предложить мне водку!

      – Бал? Ты в своем уме?

      – Да-с, бал. Как только анализы станут отрицательными, случится бал. Так сказала Евангелина Вторая.

      – Йоп твой отец! – выругался азиат.

      – Падеж не тот. Правильнее будет “твоего отца!” – поправила азиата захмелевшая Евангелина.

      – Иоп твоего отца! – повторил азиат.

      – Первый раз было лучше, – заметил Онегин, наливающий водку в грязный хрустальный бокал. – Ну, за здоровье!

      – За здоровье! – опять повторил азиат и немедленно выпил.

      – Где ты его откопал? – спросила Онегина Евангелина, когда восточный гость вырубился вместе со своей последней песней.

      – Так… нашел… – ответил Онегин. – А вообще, Танька попросила; она теперь матерью Терезой заделалась, грехи искупает.

      – А с письмами еще не завязала? В романе ж вроде кольцевая композиция.

      – Так это в романе, Пелевина. А утром все иначе.

      – Марина Алексеева вчера звонила, в гости зовет…

      – Это из “Тридцатой любви…” Сорокина, что ли?..

      – Из нее.

      – Так она же мужиков не любит, теперь вот и до тебя докопаться хочет.

      – Так мне идти к Марине Алексеевой?

      – К Сорокину бы лучше сходила, до Марины я сам дойду.

      – Нет,