Голубка и ворон. Кейтлин Дэвис

восток, чтобы приветствовать восход солнца. Крошечные фигурки сновали туда-сюда в высокие двери, а он внимательно их рассматривал. Кремовые крылья. Пепельные крылья. Пятнистые перья. Клетчатые перья. И так до бесконечности. Практически у каждого голубя в Доме Мира есть хотя бы несколько белых перьев. Как же тут определить владельца пера цвета слоновой кости, которое он сжимает сейчас в кулаке?

      Это невозможно.

      – Лисандер? – позвал его учтивый голос.

      Он даже не шевельнулся.

      – Я тысячу раз просил вас так меня не называть, матушка!

      – Почему? – удивилась королева Мариам, быстро перелетев через комнату и опустившись рядом с сыном. Ее рубинового цвета платье ярко выделялось на фоне расстилающегося перед ними заснеженного пейзажа. – Ведь это твое имя. Лисандер Таетанос, кронпринц Дома Шепота. На протяжении последующих нескольких дней ты будешь слышать его довольно часто.

      Ксандер вздохнул и опустил крылья так низко, что маховые перья почти легли на пол. Посмотрев в прекрасные ясные глаза матери, он сник еще больше.

      – Я его не брошу.

      – Я тебя об этом и не прошу, – спокойным голосом ответила она.

      Он рассмеялся мрачным печальным смехом.

      – Ах, матушка, перестаньте! Думаете, я не заметил, как озарилось ваше лицо при рассказе о нападении дракона, и потом, когда вы своими глазами увидели кровь? С того момента, как Рэйф родился, вы желали ему смерти, не считаясь с тем, что он мой брат и лучший друг. Для вас он всегда был лишь бастардом.

      – Потому что он им и является, – просто отозвалась она, но Ксандер уловил скрытую ненависть в ее голосе, которая всегда присутствовала, когда мать говорила о его брате. Он понимал, почему она отзывалась в таком тоне о его отце, но не о Рэйфе, невинном ребенке, ставшем верным другом ее единственному сыну.

      – Итак, раз вы явились не для того, чтобы сказать, что моя затея обречена на неудачу, зачем тогда вы здесь?

      – Пришла сказать, чтобы верил в себя.

      Ксандер переключил внимание на лежащий за пределами комнаты мир, поскольку окружающее пространство вдруг сделалось удушающим.

      – Верить в себя? Я только это и делаю.

      – Нет, – возразила она, не повышая голоса, хотя все равно казалось, что мать кричит. – Ты полагаешься на него, зависишь от него, а этого делать не следует.

      – Мы это уже обсуждали, – процедил Ксандер сквозь зубы.

      – Нет. Ты говорил с советниками за спиной своей королевы и настроил их всех против меня, чтобы добиться своего. Мы с тобой никогда и словом об этом не перемолвились.

      Ксандер расправил плечи, не отрицая, что в этом конкретном случае действовал в обход матери. Она королева, верно, но в брачном турнире участвовать ему, и один-единственный раз в жизни он хотел оставить за собой последнее слово. Чтобы было по его разумению.

      – Вы правы, матушка. Мне очень жаль. Но я знал, что вы меня не поймете.

      – Давай-ка присядем, – предложила она, указывая на стулья, стоящие у противоположной стены, – подальше от вида из окна и мыслей о Рэйфе. –