Легенды о проклятых 2. Непрощенная + Бонус. Ульяна Соболева

Шаг к решётке сделала, второй, а у меня её шаги бешеным биением сердца в висках отдают. Шагнул к ней, приблизился настолько, что камзол прутьев ржавых касается, и всё тело гореть начинает, покрывается вязкой паутиной. Обхватила решётку тонкими пальцами, смотрит на меня, и в бирюзе хрусталь рябит, мое отражение волнами расходится. Океан моей смерти и самого низменного падения. Я и сейчас готов плюнуть на все, содрать проклятый замок и вытащить её оттуда, спрятать подальше, не отдать никому. Рывком накрыл ее руки своими и сжал с бешеной силой, так что на бледном лице ниады отразилась гримаса боли, но она не вырвалась и не застонала… и не обожгла меня. Вот что сводило с ума – она меня больше не обжигала, и в голову лезли навязчивые слова мадорки, но я не хотел в это верить. Что она знает о ниадах? Ниады – тайна даже для астрелей, их создателей. Кому служит? О чем молится, по ком плачет и плачет ли?

      – Делай то, что должен Рейн дас Даал, – тихо сказала, не отрывая от меня взгляда. Злит её решимость, бесит до дрожи. Если бы я делал всё, что должен, ты бы сейчас телепалась на позорном столбе, без кожного покрова, с развороченными внутренностями, и тебя бы живьем пожирали вороны. Валасский палач сделал бы всё, чтобы ты промучилась как можно дольше. Вот что я должен сделать. Притом давно. С того самого момента, как привез тебя в Адвер.

      – Сделаю, девочка-смерть, можешь не сомневаться. – сжал пальцы ещё сильнее, а она подбородок вздернула и в глаза мне продолжает смотреть.

      – Я не сомневаюсь в тебе…, – по щеке слеза катится и у меня внутри все переворачивается. Не могу видеть её слезы. Невыносимо. Пусть лучше кричит, как ненавидит, проклинает, обжигает. Что угодно, только не этот взгляд полный отчаянной боли.

      – Боишься?

      – Уже нет.

      И пальцы с моими сплела, а я нахмурился, не понимая ни одного слова, сказанного ею. Всегда понимал. Между строк читал. А сейчас непонятна она мне. Я подвох чувствую и ложь ее каждой порой, как яд душу травит…только там, где сердце, боль становится невыносимой. Просунул руку и дернул ее к решётке так, что она щекой к прутьям прижалась.

      – Напрасно. Умрёшь на рассвете. Страшной смертью умрёшь.

      – Значит, так было нужно…это моя судьба. Тебе решать.

      А мне пальцы на её шее сжать хочется, да так, чтоб прямо сейчас к моим ногам мертвая упала, чтоб не видеть с утра, как с неё кожу сдирать кнутом палач будет.

      – Твоя судьба могла быть иной, – прохрипел я, зарываясь пальцами в её волосы, прижимаясь лицом к её лицу, накаляя прутья воспаленной кожей.

      – Не могла…Рейн. Мы оба это знаем. Ещё с того момента, как первый раз увидела на берегу Тио, уже тогда не могла. И никогда не сможет.

      Мое имя её голосом иначе звучит…мягко, жалобно. Что ж ты душу мне на куски кромсаешь, дрянь? Где ненависть твоя? Давай! Ну же выплесни на меня свой яд, отрави меня, разрежь на куски, вываляй в грязи! Дай возненавидеть в ответ, только не мучай больше.

      – Зачем убила мальчишку? – шептал и сжимал её волосы все сильнее, а у самого руки дрожат, меня трясет от её близости,