Пир стервятников. Джордж Мартин

думал, что с ним ничего не случится, если я буду у него под рукой, – сказал Джейме покойнику. – Забавно, правда? – Лорд Тайвин, видимо, разделял его мнение – улыбка у него на лице сделалась еще шире. Похоже, ему нравится быть мертвым.

      Джейме, как ни странно, не ощущал горя. Где слезы? Где ярость? В последней он недостатка никогда не испытывал.

      – Ты сам говорил мне, отец, что слезы у мужчины – признак слабости. Поэтому не жди, что я стану плакать по тебе.

      Утром перед помостом прошла тысяча лордов и леди, днем – несколько тысяч простолюдинов. Они шли в трауре, с печальными лицами, но Джейме подозревал, что втайне многие радуются падению великого мужа. Даже на западе лорд Тайвин пользовался скорее уважением, чем любовью, а в Королевской Гавани ему до сих не забыли разграбление города.

      Великий мейстер Пицель, судя по всему, скорбел больше всех.

      «Я служил при шести королях, – сказал он Джейме после второй службы, озабоченно принюхиваясь к запаху разложения, – но сейчас передо мною лежит самый великий из всех известных мне людей. Лорд Тайвин не носил короны, но был королем по сути своей».

      Без бороды Пицель казался не столько старым, сколько ветхим. Тирион, побрив его, поступил крайне жестоко. Кто-кто, а Джейме знал, что значит потерять часть себя – ту часть, которая и делала тебя тобой. Борода Пицеля, белоснежная и мягкая, будто шерсть ягненка, доходила почти до пояса. Великий мейстер любил поглаживать ее, рассуждая о важных материях. Она придавала ему облик мудреца и скрывала разные неприглядные вещи: отвисшую кожу на подбородке, капризный маленький рот, недостающие зубы, бородавки, морщины, старческие пятна. Сейчас Пицель пытался отрастить ее заново, но это плохо удавалось ему. Из морщинистых щек и слабого подбородка торчали редкие волоски, не прячущие пятнистой розовой кожи.

      «На своем веку я повидал много страшного, сир Джейме, – сказал старец. – Войны, битвы, ужаснейшие убийства. В Староместе, когда я был мальчиком, серая чума выкосила половину города и три четверти Цитадели. Лорд Хайтауэр сжег все стоявшие в порту корабли, запер ворота и приказал страже убивать всех, кто попытается убежать, будь то мужчина, женщина или младенец у матери на руках. Но как только чуме пришел конец, убили его самого. В тот день, когда он сызнова открыл порт, его стащили с коня и перерезали ему горло, а с ним погиб и его маленький сын. Городские невежды до сих пор плюются при упоминании его имени, однако Квентон Хайтауэр поступил как должно. Такого же рода человеком был ваш отец. Он всегда поступал как должно».

      «Не потому ли он кажется таким довольным собой?»

      Дух, идущий от тела, вышибал из глаз Пицеля слезы.

      «Когда плоть усыхает, мышцы натягиваются и приподнимают уголки губ. Это не улыбка, а лишь следствие… усыхания. – Пицель смигнул слезы. – Прошу извинить меня, я очень устал». Опираясь на трость, он побрел прочь из септы. Скоро и этот умрет. Неудивительно, что Серсея называет его никчемным. Впрочем, сестрица половину придворных считает либо никчемными, либо изменниками: