Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус. Андрей Посняков

Ремезов оказался хорошим учеником, да вот здесь, перед тевтонским рыцарем – профессионалом, понял всю правоту ленинских слов – учиться, учиться и учиться!

      Своим внешним видом – кольчужка подлинней да почище, сверкающий – куполом – шлем с широким наносником, алый, с белым подбоем, плащик, меч опять же – молодой человек пусть не очень сильно, но все ж выделялся из всех своих воинов. Опытному взгляду сразу было ясно – боярин, пусть даже и не богатый, но…

      Именно поэтому тевтонец и не убил его сразу, хотя и мог бы – запросто. Просто играл, как кошка с мышкой, и, улучив момент, неожиданно ударил щитом – прямо орлом едва ль не в висок припечатал!

      Ох, и силен же был удар и – главное – еще не слишком-то опытный в боях Павел никак не ожидал подобного. Просто кружил, отбивая удары и срываясь изредка в контратаки… Вот тут вроде как можно было бы нанести удар… Вот и открылся… Нанес, блин.

      Шмякнули щитом в башку, оглушили – чтоб сподручнее было взять в плен. А как же – пленный боярин – это ж живые деньги, выкуп! И рыцари тевтонские – люди живые, а не аскеты-монахи, коим ничего земного не надобно. Конечно, и такие иногда случались, но погоды не делали. Хоть и запрещал устав ордена и рукояти мечей с самоцветами, и золоченые шлемы, и перья – а все ж носили, вроде и ни устав, ни магистр не указ. Вон, как этот черт… красноперый.

      Красные перья на сверкающем в лучах показавшегося, наконец, солнца, рыцарском шлеме – это было последнее, что видел боярич. Сковырнулся, потеряв сознание, упал лицом в снег, да так, что и меч, скользнув по ледку, улетел вниз с обрыва.

      Упал, провалился в темноту Павел и не видел, как неожиданно споро выскочили из-за холма раскосые всадники, стремительные степные лучники на мохнатых конях, в лисьих шапках. Впереди, в золоченом шлеме и кожаном, отполированном до блеска панцире, несся совсем еще молодой человек, хан или бек… или просто оглан – богатырь.

      Вспыхнул в руке клинок… Тучею застили небо стрелы.

      Павел мчался куда-то в открытом авто – смешном, светло-зеленом, круглом… кажется, машина именовалась «Фольксваген-жук», и за рулем сидела Полина. Нет, все же не Полина – Полетт. Но, черт побери… Одно лицо! Одна фигура!

      Развевались на ветру черные, стриженные в каре, волосы, сверкали глаза – жемчужно-серые, бездонные, родные… Ах, какое платье было на девушке! Коротенькое, темно-голубое, на узких бретельках, открывавшее худенькие загорелые плечи и шею с тонкой серебряной цепочкой.

      Цепочку эту только что подарил Павел… тьфу ты, какой Павел – Марсель, по уши влюбленный в красавицу Полетт студент-филолог.

      Свернув на площади Согласия у обелиска, они только что промчались по Елисейским полям, миновали Триумфальную арку, и дальше – по авеню Фош, к Порт Дофин, к Булонскому лесу…

      Там уже, напротив парка Багатель, и припарковались под сенью высоченных платанов. И тут же, едва заглушив мотор, прижались другу к другу губами, слились в поцелуе… Павел – Марсель! – зубами стащил бретельку, обнажив левую грудь с коричневой родинкой чуть пониже соска… Точно такой же, как и