Игры разумов. Алексей Петрович Бородкин

убежать…

      – Я знаю.

      – Что ты знаешь, сукин ты сын?

      Тиффани в ярости. Она бросается на Харви, колотит в грудь кулаками. Ей хочется ударить его в нос, увидеть, как брызнет кровь, почувствовать на руках липкую жижу.

      Из-за стены ревёт герр Мейер, требует вести себя тише.

      Тиффани оглядывается и произносит с чувством: голландский гондон!

      Оба – она и Харви – смеются.

      Появляется мистер Боулби. Спрашивает букет нарциссов, говорит, что идёт на свидание. Тиффани собирает красивый букет, добавляет веточку зелени. Не назойливую, но оттеняющую свежесть цветов.

      Говорит, что нарцисс – сын речного бога Кефиса.

      – Это очень красивый цветок.

      Мистер Боулби смотрит с нотой сомнения. Подозревает, что его разыгрывают.

      Харви желает ему удачной охоты. Мужчины пожимают руки.

      По улице на большой скорости проезжает автомобиль. В повороте скрипят покрышки.

      – Ты произнёс много слов, – напоминает Тиффани, – но не рассказал, что произошло со мной дальше.

      – С тобой?

      – Со мной. Это меня после избиения и насилия поместили в психушку. Армию и Вьетнам придумал мой травмированный мозг.

      – Пусть так, – соглашается Харви. – В клинике я провёл без малого два года…

      – Вот уж враки! – вырывается у меня. – Семья не могла оплатить два года в клинике!

      По лицу Харви пробегает… это похоже на разлом или молнию… если когда-нибудь молния ударит в череп человека.

      – Я соглашался на любые эксперименты, – говорит Харви и отводит глаза. – Экспериментальное лечение. Новые препараты. Электрический ток. На мне испытали всё. Вот только шизофрения не поддалась лечению.

      Странное дело. С каждым его словом, во мне просыпается… это сложно объяснить. Отчётливо припомнился шестьдесят второй год. Я работала официанткой, и это было чертовски тяжело. Длинные… бесконечно длинные смены. Хозяйка требовала, чтобы я выходила ночью, мне было страшно. Ещё я помнила парня – Харви, определённо это был Харви. Мы дружили, он дарил мне цветы, и я даже подумывала, что если он сделает предложение, то не стоит отказываться…

      – Трансорбитальная лоботомия.

      Слово произнесено. И его не поймаешь, как птицу. Я чувствую, что жар пробегает по телу. В памяти, напоминая разложившийся труп, всплывает БОЛЬ!

      – Я помню! – сознаюсь я.

      Теперь Харви молчит. Слова исходят из моего горла.

      – Мне сделали обезболивание – электрический разряд через виски. В операционной завоняло палёным – медбрат плохо прикрепил электроды. Если бы кто-то из тех мудаков-врачей испытал подобную боль, он бы сразу сдох. Операцию делал Уолтер Джей Фримен. Он взял молоток и нож для колки льда. Лейкотом этот мясник придумает много позднее.

      Нож для колки льда – это длинное толстое шило на крепкой деревянной ручке. Тиффани вспоминает – сквозь электрический шок она запомнила все детали, – как ей отжимают глазное яблоко, вдавливая его большим пальцем, как шило прижимают к глазному дну…

      Удар молотка – черепная кость хрумкает, – шило входит в мозг.