Санаторий «Седьмое небо». Полина Луговцова

тихо, смеялись сдержанно, работники санатория были вежливы и обходительны, опрятно одеты, мужчины не носили бород и не издавали грубых криков. Никто не ругал ее и не требовал от нее невозможного, лишь бы сорвать гнев, не оскорблял, как привыкли обходиться с ней ее старшие родственницы из поселка. Никто не ссорился между собой, не затевал драк. Никто не предавался шумному веселью, не горланил песен, не хохотал во всю глотку до хрипоты. Хибла поняла, что тишина для нее, прежде всего, означает уют, и находила в ней упоение. Да и работа по уборке больничных палат, стирка, глажка – все это ей нравилась больше, чем стряпня и возня с козами. Хибле нравилось, как теперь от нее пахло – казалось, аромат садовых роз впитался в кожу и волосы. Руки ее стали белыми, а ногти – светло-розовыми, из-под них исчезла черная въевшаяся, казалось, намертво, грязная полоска. Ей хотелось, чтобы такая жизнь длилась вечно.

      Но однажды случилось событие, положившее конец ее счастью и наполнившее душу тревогой, не забытой до сих пор.

      Ту часть здания, где находились процедурные кабинеты, убирала немая санитарка. Ну, или она казалась такой, потому что, сколько Хибла ни пыталась с ней поздороваться или пригласить в комнату отдыха выпить чаю с коллективом, та ни разу не удостоила ее не то, что ответом – даже взглядом. По мнению Хиблы, у этой санитарки было грубое, неприятно звучавшее имя – Жанна. Будто что-то жалящее, как оса или крапива, и для ее внешности вполне подходящее. Вся фигура Жанны, казалось, выражала неприязнь к окружающему миру – низко опущенная голова зажата между угловатыми плечами, острые локти угрожающе торчат в стороны, будто предупреждая: «Не подходи!», выражение лица как у озлобленной псины, готовой кинуться на всякого случайного прохожего, и взгляд такой же свирепый, исподлобья. Однажды Хибла поинтересовалась у других санитарок, общались ли они с Жанной, или та, в самом деле, немая. «Ты к ней не лезь лучше! – ответили ей. – Она, если не трогать, спокойная. Но если достанешь – держись тогда!» Поэтому Хибла оставила попытки сдружиться с нелюдимой сотрудницей. Она, в общем-то, и не искала дружбы – просто хотела быть вежливой. Эта Жанна выбивалась из основной массы интеллигентного и доброжелательного персонала санатория, но вскоре Хибла забыла о ней, тем более, что на этаже, где располагались процедурные, ей доводилось бывать очень редко.

      Перед тем, как это случилось, Хибла отработала в санатории больше полугода и привыкла к размеренным будням, похожим один на другой, поэтому в тот день сразу заметила возникшую суету. Врачи и медсестры сновали по коридорам с какими-то бумагами. Вид у них был встревоженный и даже, как показалось Хибле, испуганный. Старшая медсестра собрала всех санитарок и распорядилась сделать генеральную уборку – вымыть окна и стены в палатах и коридорах, заменить постельное белье, полотенца, выдать детям чистые пижамы. Хибла всегда выполняла работу быстро и на совесть, но здесь дрогнула – когда же все это успеть?! Оказалось, выполнить уборку следовало до обеда!