Криминальный роман «Двое». Соня Василевская

ужасно застеснялась, отвела взгляд в сторону. Бондаренко не смутился.

      – Я чутьем догадался, что это ты. Почему-то я именно такой тебя себе и представлял. Как дела? – Анатолий сделал движение рукой, желая дотронуться до Светы, но она боязливо отстранилась.

      Дальнейший разговор перебил сигнал машины. Бондаренко резко обернулся.

      – Ну, как хочешь, – равнодушно сказал он. – Я пойду: ко мне вон друзья приехали. Интересно было познакомиться! – и удалился к BMW.

      – Салют, Ремесло! – Из салона авто показался высокий солидный парень и засвистел. – Толян! Рад тебя снова видеть на свободе! Ну, милости прошу к нашему шалашу! – солидный бросил на асфальт окурок и обнял недавнего зека по-братски.

      – Картавый, родной! – воскликнул обрадованный Бондаренко, обнимаясь.

      – Ну что, отзвонил, наконец-то? – из машины вылез водитель. С шампанским.

      – Щегол! Братан! Срок позади, аж не верится! Не забуду мать родную, братва, завязываю! – Бондаренко поднял свитер и показал выбитого на животе сиреневого кота. – В натуре, мужики, век свободы не видать! На свободу – с чистой совестью! Да здравствует свобода!

      Свету никто не заметил с самого начала и никто из приехавших бандитов не обратил внимания на то, что Бондаренко с ней вроде как базарил и хотел… пощупать, что ли… Однако почему Картавого назвали Картавым, девчонка поняла: он картавил на букву «р», что было очень хорошо слышно. Наконец, сам Бондаренко вспомнил про нее и повернулся в ее сторону.

      – Да, Светка, – спохватился он, – завтра в час дня я жду тебя на этом же месте, а сегодня я занят. – После его слов и встречающая его братва обернулась в сторону Светы.

      – О, да мы здесь, оказывается, не одни были! – с интересом сказал Щегол. – Так, Ремесло, ты садишься или нет?

      Бондаренко заржал:

      – Щегол, я только что откинулся!

      – Виноват, брат, извини! – согласился Щегол, а когда уселись в машину, спросил явно неодобрительно:

      – Это что за телка?

      – Ай, так… Одна из тех, кто мне на мои красивые малявы отвечала, которые не я писал.

      Конопатый и Крот (еще двое из компании) грохнули дружным гоготом, затем открыли бутылку.

      Братва повезла кореша на Третьяковский проспект и прямо – в бутик «Армани»: надо же было человеку прилично одеться. Оттуда – в парикмахерскую, а потом и в ресторан «Сан-Мишель». Шампанское выпили по дороге, сейчас заказали еще бутылку и десять порций коньяка – по две на каждое рыло. Крот сказал первый тост:

      – За тебя, Ремесло. За то, чтоб эта твоя «командировка» была у тебя последней, а я буду помогать тебе, чем могу.

      – Спасибо, брат. За то, что я завязал, – добавил Бондаренко.

      Бандиты чокнулись. Осушив стаканы, Конопатый спросил у Ремесла, чем он думает заняться и как вообще собирается теперь жить.

      – Не знаю пока, я еще не думал, – ответил тот.

      – Тогда новый тост: за новую жизнь!

      Глава 5

      Мать Анатолия Бондаренко – женщина пятидесяти лет, еще не седая волосами,