Русский путь братьев Киреевских. А. Малышевский

воспоминанье?

      Когда б любовь к тебе моя

      Моим лишь счастьем измерялась

      И им лишь в сердце оживлялась,

      Сколь беден ею был бы я!

      Нет, нет, мой брат, мой друг-хранитель,

      Воспоминанием иным

      Плачу тебе! я вечно с ним;

      Оно мой вечный утешитель!

      Во дни печали – ты со мной;

      И, ободряемый тобою,

      Еще я жизнь не презираю;

      О, что бы ни было… я знаю,

      Где мне прибежище обресть,

      И где любовь не изменится,

      И где нежнейшее хранится

      Участие в судьбе моей.

      Дождусь иль нет счастливых дней,

      О том, мой милый друг, ни слова!

      Каким бы я ни шел путем,

      Все ты мне спутником-вождем,

      Со мной до камня гробового,

      Не изменяяся, иди;

      Одно мольба: не упреди!

(26 марта 1814 года)

      Прошу только тебя за меня думать, за меня делать планы для будущего. Мое дело быть покорным.

      Сажусь писать некоторые нужные примечания к моим сочинениям, чтобы после тебе их доставить. Сам размысли, как с ними поступить: продать ли, напечатать ли на свой кошт. Знай только то, что у меня нет денег, и что единственный доход, какой я теперь имею в виду, есть их продажа…

      Письма ко мне и к Воейкову адресуй в Болхов на имя Александра Алексеевича Плещеева. Это необходимо нужно для того, чтобы они не могли попасть в заповеданные руки.

      Я, однако, несмотря на свой паралич, подумываю иногда о послании к нашему Марку Аврелию[171]. Какой прелестный характер! И какие страницы для истории 1814 года приготовил! О, милая Русь! Как душа возвышается при имени русского! И как не обожать того, кто нас так возвеличил? Брат, брат! Если бы счастие, что бы я написал! Но как же велеть душе летать, когда она вязнет в тине? Поэзия есть счастие, то есть тишина души, надежда в будущем, наслаждение в настоящем. Как иметь стихотворные мысли, когда все это погибло? Стихотворная мысль то же, что день весенний: он радует одну только живую душу, для которой в жизни есть прелесть.

      Прости, бесценный друг! Думай за меня о моем настоящем и будущем.

      Я сказал в последнем моем письме, что профессорство Воейкова мне повредит. Нет, это – вздор! И сам не понимаю, почему это сказал. Смотри, и ты не вооружись против профессорства. Если кто может мне сделать добро, так, конечно, Воейков…»[172].

      В письмах к Авдотье Петровне Киреевской и Александру Ивановичу Тургеневу Жуковский упоминает об Александре Федоровиче Воейкове, своем приятеле еще со времен Благородного пансиона. Василий Андреевич относился к Воейкову самым дружеским образом и сам ввел его в семью Протасовых, в которой Александр Федорович вскоре снискал не только уважение и авторитет, но и занял положение жениха Александры Андреевны, получив согласие Екатерины Афанасьевны.

      Благоволение со стороны Е. А. Протасовой к другу сулило для Жуковского, как казалось ему в то время, новые возможности. Василий Андреевич воспрянул духом и наметил детальный план совместных действий. Обратимся к его дневнику за 1814 год:

      «Мне с Воейковым:

      Нам жить вместе. Следовательно, иметь цель одну: общее счастие, общую славу.

171

Императору Александру I.

172

Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 451–452.