Чуров род. Татьяна Юрьевна Чурус

Рядова, хивря, то морду воротила, вихрами крутила – а нонече-то не ведаешь, как и почитать ей: не то мужня жена, не то вдовая вдовица, не то девка-молодица! И к какому краю ей пристать: бабы нашенски, коченёвские, – никшни́! – сейчас важничают: ступай, мол, к молодкам… чтоб им пусто было! Родимые мои матушки!

      – А здравствуй, баушка Лукерья! А тра-ли-вали-тру-ля-ля!

      Старуха открывала окно:

      – Ну что орёшь, ровно оглашенный? Людей постыдайся: у тебе вон дочеря невесты!

      – А здравствуй, милая моя! А можно в домик мне войти!

      Отец надрывом надрывается, а баушка:

      – Войтить! Куды тебе войтить? – и окошечко хлоп!

      – А где ты, дедушка Еким?..

      Чуриха, испуганно оглянувшись, в щёлку узеньку поповысунется да ставень-то ручонкой попридярживает!

      – Ты дедушка Екима не трожь, собачье отродие, потому он дом ентот построил! – цедит скрозь зубы старушка: ишь, бузит, ирод! Да окошечко-то сызнова и закроет – и только губы ещё что-то шамкают старушечьи за стеклом – ничегошеньки не слыхать – да глаз вострёхонек на отца-пустобрёха зыркнет: тот руками размахивает, вот оглашенный… плети плетень – нонече твой день… – Ишь, лопочет, ишь, топочет! Ступай себе, улепётывай, лапотник! Не всплакну! – и оконце ишшо поплотнее прихлопнет, да на полати почивать почапала…

      – А баушка Луша, а баушка, послушай… – Шалопай оглашенный: шёл бы, лишай ему в шею, лешему!

      – Пошто шарами лупаешь? Ступай в свою халупу, олух!

      Ух и пухленькие словечки у баушки у Чурихи: она их что пульки пуляет: так и лупит, так и лупит!

      А отец-то, слышь, страдал!.. Но про то един Бог и ведал-знал…

      Долго ли сказочке-то, бают, сказываться, а только Катюшка-то ждать не стала: ка-а-ак разбежится да промеж тётками-то и зависнет – хохочет-заливается!

      – Катя-Катя, и что это ты делаешь, Катя? – голос в голос дивятся тётки.

      А наша-то головушка рада-радёхонька!

      – Я буку энь деею! – и глядит своим глазом косым то на одну тётку, то на другу: туда-сюда, туда-сюда! Тётки лишь и перемигнутся: и что это, дескать, удумала?

      А Цвирбулин тут как тут – черти его несут! Блином масленым в рот лезет-прёт!

      – И кто это такой хороший? И кто это такой пригожий? – а у самого глазища, что бельмы, на чумазом от сажи лице, Царица Небесная!

      – Я деечка!

      – Девочка? – и зыркает своими бельмыми: ребёнка заикой оставит!

      – Неть, деечка! – Катя ножкой топ, а сама-то глядит-поглядывает искоса на Цвирбулина: тот жмурится часто-часто, точно тискает девчонку глазищами!

      – Ладно, куды лезешь, антихрист, мысалы-то сполосни! Туды же! – голосят тётки.

      – Дядя Цибулин, а я тебя не боюсь! – ах ты Катя-Катерина смелая!

      Тётки на племянницу-то, на неслушницу-то: дескать, вот будешь неслухом-то неслушничать – мы тебе жи-и-иво Цвирбулину и сплавим-отдадим! – и тянут Катю за рукав.

      – И правильно, дочка, к чистому грязное-то не пристанет! – А тётки знай пальчиком грозят: допрыгаешься-де, девынька,