Выстрел в Опере. Лада Лузина

Я всю квартиру освящу! – несся из кухни голос Анны Николаевны. – Все солью посыплю. Ты сюда и зайти не сможешь, нечисть проклятая!

      Из чего следовал безрадостный вывод: ведьм в Машином роду тоже не наблюдалось.

      – Хочешь, я подкараулю твоего отца у подъезда и передам ему письмо? – сказал Мирослав.

      – Ты, правда, можешь вечером подъехать сюда? Специально?

      – Я сделаю все, что ты хочешь. Я же люблю тебя.

      – Спасибо, – смяла опасную тему она.

      Мир спрятал записку в карман.

      – Что еще? – Она огляделась. – Ах да… Одежда. Конспекты.

      В чемоданную пасть полетели нехитрые пожитки: свитера, футболки, колготки, тетради, книги, трусы.

      – Ты поможешь мне спустить сумку через окно?

      – Конечно. Я всегда буду тебе помогать. Я же люблю тебя. Можно я поеду с тобой?

      – Куда?

      – Туда, куда едешь ты. Я не буду тебе мешать.

      Маша исторгла тягостный вздох.

* * *

      Конечно же, Маша Ковалева заранее знала: влюбленный Мир Красавицкий будет мешать ей. На то и существует любовь, чтобы мешать людям жить! Но отказать влюбленному в нее насильственным образом она оказалась не в силах.

      К тому же ее одногруппник бывал в круглой Башне, слыхал разговоры кошек и был готов к любым мистическим па.

      К тому же никаких мистических па в планах Киевицы не намечалось.

      – Я должна подготовиться к экзамену. Можем готовиться вместе. Даже лучше вдвоем! Мы друг другу поможем, – оптимистично солгала Ковалева.

      – Я освобожден от всех экзаменов. Но буду рад помочь тебе чем-то.

      Он смотрел на нее.

      Взгляд свидетельствовал, насколько ему наплевать на все экзамены в мире, на мир, на все, кроме Маши.

      И оптимизм Ковалевой тут же иссяк.

      «А стоит ли идти на экзамен? Ольга Марковна опять согнется при всех…»

      «Какой экзамен? Послезавтра Суд! Мы проиграем. И мне некуда будет идти. Зато я смогу пойти на экзамен. Если мы проиграем, Марковна уже не будет мне кланяться…»

      «Жаль, что экзамен завтра, а Суд – послезавтра. Лучше б наоборот, тогда бы я знала, что, проиграв, могу хотя бы пойти на экзамен».

      Колеблясь, студентка разложила на столе конспекты и книги. Пробежалась по экзаменационным вопросам. Разрезала бумажки-шпаргалки.

      Взгляд Мира, убежденно-влюбленный, буравил ей спину.

      – Не смотри на меня, – взмолилась она.

      – Хорошо.

      Мир достал из приглашающе распахнутого чемодана пачку снимков, сел на пол, принялся рассматривать их.

      Искоса взглянув на него, Ковалева увидела: Мир смотрит на нее фотографическую – семилетнюю, с двумя куцыми косами.

      – Ты здесь такая хорошенькая!

      Маша, потянувшаяся рукой к очередному учебнику, быстро отдернула руку.

      Хорошенькой она не была – ни теперь, ни в детстве. Зато была умной. И Машину умную голову посетил запоздалый, но логичный вопрос:

      «А почему, собственно, он все еще любит меня?»

      Он выпил Присухи. Присуха действует тринадцать часов. Прошло трое суток! Он должен был давным-давно отсохнуть и разлюбить.

      Но