Эпоха лишних смыслов. Александра Гардт

до дверей, захлопнув все, что захлопывается, за собой. Испытав неприличный приступ облегчения, я просто внесла его внутрь, толкая в грудь изо всех сил и прижимая к стене.

      Было тепло, тихо и пахло горьким. Я пришла в себя буквально на мгновение, заорала изо всех сил – мне на голову упал лист бумаги – и побежала запирать дверь кабинета. Остановилась я только в тот момент, когда Гамов мягко отодвинул меня в сторону. Замка не было, а значит, я просто хлопала дверью изо всех сил. Я перевела дыхание и схватилась за огромный комод, но тут Гамов положил обе руки мне на плечи и развернул к себе.

      Я никак не могла уловить смысла его слов, потом, чувствуя подкатывающий к горлу ком, врезала себе по левой щеке. В голове зазвенело, но я очнулась.

      – Максим, Максим, послушай меня, мы должны что-то сделать, потому что я налажала по полной, Максим, – да к делу же, чудище неприкаянное! – вчера из книги каким-то образом вышел персонаж и теперь преследует меня, и ты пойми, может, я вообще не закрыла реальность, я просто точно знаю, что он…

      – В перчатках с обрезанными пальцами? Кудрявый? – спокойно поинтересовался Гамов, и я, в смешанных чувствах, угукнула.

      Он продолжал держать руки на моих плечах, и я почему-то поняла, что все будет хорошо.

      – И ты из-за этого так орешь и суетишься… Оливия?

      Я судорожно закивала, поминутно бросая взгляды в темный коридор, потом в голове будто щелчок раздался, и я снова почувствовала, что скольжу в безумие.

      – Макс, – сказала я, делая шаг назад, но не разрывая контакта, – откуда ты знаешь мое настоящее имя?

      Гамов отпустил меня сам, сел на край письменного стола и расхохотался, как сумасшедший. Я быстро прикинула варианты отхода, наиболее удачной мне показалась черная лестница, по считывающему механизму не надо было водить карточкой, она открывалась от легкого касания, замок меняли позже всего.

      – Хороша же ты, – вдруг посерьезнел Гамов. – Гостя на морозе оставила, да?

      – Какого гостя, Макс? – взвизгнула я.

      – Да Эйдана же. – Он развел руками так, будто я должна была все понять еще два часа назад.

      – Эйдан его зовут. Глава английского закрытия. Коллега наш.

      – Максим, – тихо начала я. – Понимаешь, когда реальность книги накладывается на нашу…

      – Роза, да он в той же книге был! Неужели сложно понять? – Гамов на секунду замялся. – То есть, не Роза.

      – Каким образом?

      – Впусти его. Там холодно. Ну же, бегом. Потом поговорим.

      Я поняла, что буду стоять на месте до победного и подняла брови. Наконец-то без импровизаций.

      – Оливия! – рявкнул Гамов, и меня как будто пощечиной развернуло.

      – Не зови меня так, – прошипела я, делая шаг к окну.

      – Это твое имя. Об этом мне, между прочим, сказал Эйдан, Эйдан, а не ты. И что сложного в том, что “Берилл” оказался популярен у русских эмигрантов в Англии и грозил всплеском там? Тебе-то что в этом непонятного?

      Мне