Год Оракула. Чарльз Соул

а больше почти ничего.

      Брэнсон закрыл дверь, с металлическим щелчком вставшей на место щеколды изолировав комнату от мира, потом перебросил линейку переключателей справа от входа.

      Ожили утопленные в стенах светильники. Под каждым в нише находился небольшой богато украшенный предмет из металла и стекла, тускло засиявший в изысканно-приглушенном свете. Стены отсвечивали малиновым; немногочисленная мебель резко контрастировала с тусклой обыденностью кабинета Брэнсона в церкви или невзрачностью обстановки дома. Она была роскошна до чувственности.

      Брэнсон перебросил еще один выключатель. В нише одной стены загорелся огонь, и по комнате заходили теплые танцующие отсветы от металлических предметов.

      Проповедник подошел к нише, где стоял стеклянный цилиндр высотой примерно в фут, отделанный серебром, на четырех золотых ножках. Внутри было что-то непонятное, желто-коричневое. Взяв это в руки, проповедник повернулся к Джонасу.

      – Знаешь, что это такое? – спросил он.

      Джонас глянул с озадаченным лицом.

      – Ума не приложу, ваше преподобие.

      – Рака. Бренные останки святого Грата из Аосты. Умер в четыреста семидесятом году от Рождества Христова. Я думаю, это позвонок. Во всяком случае, мне так сказали, когда я его покупал.

      Джонас оглядел комнату, отмечая еще много ниш, и ящики в них, и контейнеры из стекла и металла, содержащие куски плоти и костей почти неотличимых от того, что держал Брэнсон.

      – И вот это все… – Джонас беспомощным жестом обвел комнату. – Ваше преподобие, это же католические святые! Не понимаю.

      Брэнсон скупо улыбнулся.

      – Не беспокойся, Джонас. Я не тайный папист. Я все тот же добрый старомодный американский протестант.

      – Но зачем вы их храните… – начал Джонас.

      Брэнсон шагнул к огню, что Джонасу показалось странным выбором. И без того тут было жарко, у него по спине тек пот.

      – Мощи святых – приманка для туристов, – сказал Брэнсон. – Тысячи лет церкви по всему миру используют реликвии для привлечения верных, а рядом с каждой из них стоит кружка для пожертвований.

      Брэнсон смотрел на кость в раке.

      – Это и правда кусок хребта старины Грата? Или просто церкви нужно было залатать крышу, и пошел кто-то на погост да откопал себе чудо?

      Он со спокойным лицом смотрел на Джонаса.

      – Реликвии нелегко раздобыть, можешь мне поверить. Я уверен, что многие из них фальшивые, но это всех устраивает. В этом и смысл. Я их собираю, потому что они мне напоминают: я занимаюсь очень, очень древним бизнесом.

      Он приподнял раку, встряхнул ее, вызвав еле слышный сухой перестук в цилиндре.

      – Ладно, Джонас. Вот причина, по которой я тебя позвал сегодня. Я хочу тебе все выложить, а после этого ты решишь все-таки, хороший я человек или нет. Все очень просто: я не верю в Бога.

      Джонас нахмурился.

      – Вы пошатнулись в вере? – спросил он. – Это бывает, ваше преподобие, – то есть я слышал, что так бывает. Если хотите, чтобы я вам помог, мы можем помолиться вместе.