Я не сойду с ума. Люсинда Берри

щурилась от солнца, светящего прямо в глаза, но это было не важно. Здорово снова быть на улице, даже если всего на пять минут. На какое-то мгновение я пожалела, что не курю. Тогда у меня был бы повод попроситься наружу хоть на минутку. Вместо этого я с полуобморочным видом спросила, не могу ли выйти на свежий воздух. Они посмотрели на меня с подозрением, но отказать не смогли.

      – Только быстро, хочется закончить поскорее, – сказал Рон, будто мы уже были близки к завершению. Я на это надеялась, но сильно сомневалась. Мы еще не дошли до самого тяжелого. Они слишком много времени потратили на первый визит домой к Бауэрам.

      Ханна мне потом позвонила и обеспокоенно спросила, не слишком ли много они на себя берут. Полицейским я об этом не рассказала, а они и не спрашивали. К тому же я знала, что они подумают, а это было не так. Она просто переживала. Она всегда была гораздо практичнее Кристофера в вопросах, касавшихся Джейни.

      – Мы можем чем-то еще ей помочь? – спросила она меня тогда.

      – Просто делайте то, что делаете, но, по правде говоря, пройдет немало времени до полного психологического и эмоционального исцеления. Этого не случится, пока она не попадет в постоянный дом. Даже если она этого не осознает, она все еще не чувствует себя в безопасности. Ребенок не может чувствовать себя в безопасности, пока у него нет дома.

      – И каковы перспективы?

      – Многие хотели бы взять ее, – я потерла лоб, думая о сотнях страниц документов, которые мне еще нужно прочитать. – Это создает сложности, но это хорошо.

      – Обнаружить родственников по-прежнему не удалось?

      – Ничего существенного, – ответила я.

      Это не совсем ложь – не было никакого смысла рассказывать ей, как я ходила к матери Бекки в тюрьму, это только сильнее бы ее расстроило, тем более что из нашей встречи ничего не вышло.

      В поисках постоянного дома для ребенка мы всегда начинаем с родственников, а сейчас единственной, кого мы сумели отыскать, была мать Бекки, Сью Уотсон. Ее криминальное досье охватывало два десятилетия, и сейчас она в тюрьме округа Фодж ожидала решения суда после апелляции по поводу третьего обвинения в вождении в нетрезвом виде и небезопасном вождении. Я навещала ее на прошлой неделе.

      Сью была настолько толстой, что складки кожи свешивались по краям алюминиевого стула. На ней был характерный оранжевый комбинезон. Обычно женщины в таких тонут, но на ней он сидел в облипку. Длинные густые волосы лежали кудрявой копной, словно к ним много лет не прикасалась расческа. Она сложила руки на груди и уставилась на меня.

      – Ты кто? – Зубы у нее были такие же гнилые, как когда-то у Джейни.

      – Я Пайпер Гольдштейн. Мы разговаривали по телефону. Я социальный работник, занимающийся делом вашей внучки, Джейни.

      – Зачем Джейни социальный работник? – спросила она, оглядываясь на других посетителей в набитой комнате, словно они могли подслушивать. Беспокойство было напрасным, часы посещения были короткими, и никто не думал о других.

      – Суд назначает социального работника в случаях, когда ребенку требуется защита, – объяснила