Литерный А. Спектакль в императорском поезде. Анджей Иконников-Галицкий

с военным шофёром провёз какую-то старуху с костылями (полагаю, Вырубову – в крепость)… Все, с кем говоришь и видишься, по-разному озабочены событиями, так что воспринимаю их безоблачно только я один, вышвырнутый из жизни войной. Когда приглядишься, вероятно, над многим придётся призадуматься… Господь с тобой. Саша». (Молчит несколько секунд, как будто что-то вспоминает.) Сейчас встал, чувствую только, что приятно быть во всем чистом.

      Блок складывает письмо, опускает его в почтовый ящик, берёт чемодан и уходит. Справа и слева от перрона появляются два солдата с вещмешками, в расстёгнутых грязных шинелях; один в фуражке, другой в папахе. Вокзальная стена покрывается паутиной: тенью от проволочных заграждений.

      Солдат в фуражке. В первых строках моего письма я кланяюсь супруге Настасье Листратовне, мамаше Аграфене Михайловне, папаше Василию Егоровичу. С любовью низкий поклон и желаю от Господа Бога доброго здоровья и скорого и счастливого успеха в делах ваших. Уведомляю вас, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Получил я от вас двое писем и благодарю вас за письма.

      Солдат в папахе. Пишу в окопах в нескольких шагах от противника, каждую минуту опасаясь за жизнь, и день-ночь работая в сырых до колена, а местами и больше, окопах. Конечно, никак нельзя описать жизнь солдата-пехотинца, находящегося в окопах далеко от родины, как бы заброшенного на произвол судьбы, который уже забыл, что могут жить люди, не опасаясь каждую минуту быть убитыми, или забросанными землёй, или на куски разорванными…

      Солдат в фуражке. Одежда плохая – шинель ластиковая, на лёгкой бумазейной подкладке, вся ползёт.

      Каждый день починяю, легка, холодна, только от солнца холодок делать. Фуражка стара, растрёпана, ворона на гнездо не возьмёт, папах не дают. У сапог голенища брезентовые, тряпочные, уже порвались, и на солдата я не похож, как какое-то чучело страшное…

      Солдат в папахе. Ты представь себе, дорогая, еле двигающегося человека с землинистым лицом и остекленевшими от безразличия глазами. Одет в грязную обгрызенную у подола шинель, один рукав полуоторван, в прореху виднеется что-то вроде рубахи защитного цвета – грязная, засаленная и вонючая. На ногах подобие не то сапог, не то лаптей, на горбу вещевой мешок и винтовка на плече; идёт, ноги мучительно ноют от холода и усталости, спина болит. В глазах какие-то зелёные круги, и только одна мысль сверлит мозг: «Лечь, скорее упасть и так держать»…

      Солдат в фуражке. Вшей берёшь горстью и бросаешь в снег. Умываться приходится раз в месяц, на отдыхе можно скидывать шинель, а в окопах нельзя разуваться и раздеваться, день и ночь одевши патроны…

      Солдат в папахе. В роте заболело животами несколько человек, оказалось, что болезнь – холера. На другой день заболело ещё более, и так из роты больных оказалось семьдесят три человека, некоторые из них померли…

      Солдат в фуражке. Плохо кормят. Сахара нет, мыло то же самое нету, хлеба не хватает, приходится покупать за свои