Мёртвая зона. Стивен Кинг

и, нащупав экземпляр, стала машинально листать его.

      – Я точно знаю! – упрямо, как ребенок, повторила она.

      – Хорошо, – тихо отозвался он.

      Вера опустила глаза в журнал, а Эрб уперся подбородком в ладони и перевел взгляд на окно. Солнце все еще перемещало тени. Он подумал, как быстро на смену золотому и такому переменчивому октябрю приходит зима. Он желал Джонни смерти. Он любил сына со дня его появления на свет. Помнил, с каким изумлением малыш смотрел на крошечного лягушонка, которого он принес к коляске и вложил ему в руки. Помнил, как учил Джонни ловить рыбу, кататься на коньках и стрелять. Помнил, как в 1951 году просидел всю ночь у кровати Джонни, больного гриппом, когда температура подскочила до сорока с половиной градусов. Помнил, как скрывал слезы, когда Джонни, закончив школу вторым по успеваемости из всего выпуска, выступил с речью, ни разу не заглянув в бумажку. Как много всего хранилось у него в памяти: вот он учит Джонни водить машину, а вот они с Джонни стоят на носу лодки в Новой Шотландии, куда однажды ездили на каникулы. Джонни тогда было восемь лет, и он так радовался и смеялся качке. Вот он помогает ему делать уроки, строить шалаш, учит обращаться с компасом, когда Джонни стал скаутом. Воспоминания не имели последовательности: единственным связующим звеном в них был Джонни, который так жадно любил жизнь, а она с ним так жестоко обошлась. И теперь Эрб желал Джонни смерти, хотел этого больше всего на свете. Хотел, чтобы сердце его единственного сына перестало биться и на графике электроэнцефалограммы уже не было никаких кривых, а только ровная линия. Чтобы Джонни угас, как фитилек прогоревшей свечи в лужице расплавленного воска, и перестал их мучить.

      7

      В самый разгар жары, меньше чем через неделю после Дня независимости 1973 года, у придорожного кафе в Сомерсворте, штат Нью-Хэмпшир, остановился продавец громоотводов. А где-то совсем неподалеку уже вполне могли собираться штормы, зарождаясь в восходящих потоках раскаленного воздуха.

      Мужчину мучила жажда, и он хотел пропустить пару пива, вовсе не собираясь ничего продавать. Однако, бросив по привычке взгляд на крышу низкого и похожего на ранчо здания и увидев абсолютно ровную линию на фоне раскаленного неба, он вернулся за потертой замшевой сумкой, в которой возил образцы.

      В кафе было прохладно, темно и тихо; слышался лишь приглушенный звук цветного телевизора на стене. Несколько завсегдатаев за столиками, да и сам хозяин следили за перипетиями очередной серии «мыльной оперы» «Как вращается мир».

      Продавец громоотводов опустился на стул возле бара и положил на стул рядом с собой сумку с образцами.

      – Привет, приятель! – сказал хозяин. – Чего желаете?

      – Пива! – ответил торговец. – И себе тоже налейте, если хотите составить мне компанию.

      – С удовольствием!

      Хозяин принес два пива и, взяв доллар, положил на стол сдачу – три монетки по десять центов.

      – Брюс Кэррик. – Он протянул руку.

      – А я – Дохей. Эндрю Дохей.

      Пожав ему руку, он залпом выпил половину кружки.

      – Рад познакомиться, – сказал