Большая svoboda Ивана Д.. Дмитрий Добродеев

не может заснуть, ему страшно. Он заплатил за постой пятьдесят марок, остается не так много денег и не так много времени. Надо идти сдаваться в Цирндорф. Воленс-ноленс.

      Он засыпает, а голос судьбы шепчет ему: “Я люблю тебя, глупенький, я не брошу тебя. Иди и дальше по этому пути. Бог не выдаст, свинья не съест”.

      Утром на рецепции он расплачивается с дюжим детиной. Детина говорит по-русски, небритая рожа, немец из Ферганы. По виду – узбек. Не советует идти сдаваться в Цирндорф. Концепция такова: “Ты что, мужик! Сожрут тебя все эти сволочи – негры, арабы, турки. У тебя есть родственники в Германии? Нет? Плевать, что ты не немец. А ты прикинься. Сочини бабку-немку. Пока будут выяснять, выгонять будет поздно. Езжай-ка ты, браток, в лагерь для немцев во Фридланд, под Ганновером. Вот там и сдавайся”.

      Так Иван и поступает. Садится на ганноверский поезд, в вагоне встречает группу русских немцев. Им по пути до лагеря. На деревенской платформе их ждут с табличкой “Фридланд”. Сажают в автобус и размещают в лагере безо всяких формальностей. В их бараке – пять комнат. В каждой – пять семей. Стоят двухъярусные нары. Вместе с ним – веселые и дружелюбные ребята-трактористы из Казахстана, у всех русские жены. Они разливают водку и приглашают его за стол – закусить колбаской. Он быстро напивается и ложится на железную двухэтажную кровать.

      Внезапно его охватывает ужас: “Что я здесь делаю?”

      В полудреме тема предательства вспыхивает в его мозгу: “Я рвался на свободу. Но кто же знал, что дело так далеко зайдет? Я так хотел на Запад, но кто же знал, что так вот выйдет?”

      Подходит Вовка Жуков и говорит: “Падла, родину предал!” Иван стоит перед товарищами, мнется, а они бросают упрек предателю: “Разве мы могли подозревать такое, когда принимали тебя в комсомол? Ты купился на джинсы и жвачку!”

      Ребята тычут в него пальцем, он размазывает сопли, кается: “Простите, рябята! Эта, блин, гниль во всех нас сидела. Она, проклятая, и привела к падению великой страны. Великой китайской стены!” Он вытирает вспотевший лоб, и видеть его искаженное лицо настоящим пацанам просто неприятно. Они плюют в его сторону и уходят.

      Допрос

      …Утром Иван бродит по лагерю. Смотрит на ровные дорожки, на безмятежное поведение русских немцев, сидящих семьями на завалинке. Его удивляют разговоры “поздних переселенцев” – шпэтауз-зидлеров, их наивность, их непомерные ожидания.

      Фридланд – знаменитый фильтрационный лагерь. После войны здесь размещали перемещенных лиц из Восточной Европы, немецких военнопленных, а также беженцев и перебежчиков. Место было выбрано идеально – на стыке британской, американской и советской зон.

      Даже в те далекие сороковые во Фридланде было лучше, чем в лагере Кэмп-Кинг под Франкфуртом. В Кэмп-Кинге американцы обращались с людьми как со скотом. А здесь соблюдались внешние приличия союзнической оккупационной администрации.

      Здесь все получали талоны на еду и питье, ждали дальнейшей участи. Пути им предстояли разные – для немецких