Вся правда о Муллинерах (сборник). Пелам Вудхаус

произнес епископ с суровым порицанием в голосе, – это последний раз, когда я пошел с тобой красить статуи.

      – Наверное, я его где-то обронил.

      – Что же нам делать?

      – Не исключено, что окно посудомойной окажется открытым.

      Но окно посудомойной открытым не оказалось. Добросовестный, бдительный, верный своему долгу дворецкий перед отходом ко сну надежно запер его и закрыл ставни. Доступа в дом не было.

      Однако, как мудро было указано, уроки, которые мы усваиваем в школьные дни, готовят нас к преодолению трудностей, которые грозят нам во взрослой жизни в широком мире, простирающемся вне школьных стен. Из туманов прошлого в мозгу епископа возникло внезапное воспоминание.

      – Кошкодав!

      – А?

      – Если ты не испортил здание дурацкими перестройками и новшествами, то за углом должна быть водосточная труба, почти соприкасающаяся с одним из окон верхнего этажа.

      Память не подвела его. За углом в плюще все еще пряталась труба, по которой он имел обыкновение карабкаться, когда летом одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года возвращался в дом после полуночного купания в реке.

      – Ну-ка, лезь! – коротко распорядился он.

      Директор не нуждался в дальнейших понуканиях, и вскоре, показав почти рекордное время, они покорили стену.

      Но в тот миг, когда они достигли окна, и сразу же после того, как епископ известил своего старинного друга, что ему не поздоровится, если он еще раз лягнет его каблуком по лбу, окно внезапно открылось.

      – Кто тут? – спросил звонкий молодой голос.

      Директор откровенно растерялся. Даже в смутном ночном свете он различил, что высунувшийся над подоконником человек держит наготове клюшку для гольфа самого зловещего вида. И первым его порывом было назвать себя, тем самым очистившись от обвинения в том, что он – грабитель, как, видимо, в заблуждении предположил владелец клюшки. Однако тут же он обнаружил несколько причин, по которым ему никак не следовало называть себя, и замер на трубе в молчании, не зная, какие шаги предпринять. Епископ оказался гораздо находчивее.

      – Скажи ему, что мы пара кошек. Кухаркиных, – подсказал он шепотом.

      Человеку такой душевной прямоты и скрупулезной честности, как директор, было нелегко пасть до подобной лжи, но другого выхода не было.

      – Все в порядке, – сказал он, тщась придать своему голосу непринужденную приветливость. – Мы пара кошек.

      – Грабители с кошками на ногах?

      – Нет. Самые обыкновенные кошки.

      – Принадлежащие кухарке, – просуфлировал епископ снизу.

      – Принадлежащие кухарке, – добавил директор.

      – Ах так! – сказал человек в окне. – Ну в таком случае милости прошу.

      Он посторонился, давая им дорогу. Епископ, истинный художник в сердце своем, проходя мимо, благодарно мяукнул для пущего правдоподобия. А затем вернулся к себе в спальню вместе с директором. Инцидент как будто был исчерпан.

      Однако директора грызли сомнения.

      – Ты думаешь, он поверил, что мы правда кошки? –