Развод и девичья фамилия. Татьяна Устинова

говорить, как Эркюль Пуаро, – процедила она, – меня это бесит.

      – Тебя бесит, когда я говорю, как Сергей Литвинов, тоже.

      – Да, – согласилась она, – бесит. Когда ты изображаешь следователя по особо важным делам.

      – Кира, мы должны во всем разобраться сами, как же ты не понимаешь?! Никто не станет выяснять, что произошло на самом деле! Если найдутся отпечатки, или следы, или не знаю что, какие-нибудь свидетельства того, что это могла сделать ты, они немедленно решат, что ты это сделала !

      – Почему? – с ужасом спросила она.

      Он вздохнул.

      – Потому что это называется «громкое дело»! Потому что твой Костик не бомж с Казанского вокзала, а главный редактор политического журнала! Потому что завтра все газеты напишут, что он погиб в твоем доме, и никто не поверит, что ты не имеешь к этому никакого отношения! Уже сейчас никто не верит.

      – А почему на лестнице его не мог поджидать… киллер? Всех больших бизнесменов и неподкупных журналистов в нашей стране на лестнице рано или поздно поджидает киллер!

      – Я рад, что тебе не изменило чувство юмора, – сухо заметил Сергей после некоторой паузы, – киллеру логичнее было бы поджидать жертву в его собственном подъезде. В нашем… в твоем, – поправился он быстро, – киллеру вообще неудобно. Кодовый замок и вахтер.

      Кира налила себе вина и залпом выпила.

      – Ты хочешь сказать, – начала она, тяжело дыша, – что мы должны найти убийцу и подарить его милиции, иначе милиция всерьез решит, что убийца – это я. Правильно я поняла?

      – Ну конечно, – согласился он.

      – Тогда мне лучше пойти и собрать вещи, – заявила Кира и налила еще вина, – какие из нас сыщики! Из тебя особенно!..

      Он не обратил никакого внимания на последнюю реплику, хотя она надеялась его задеть.

      Задеть, чтобы он заорал, взбесился, чтобы стало понятно, что он выдумал все это просто для того, чтобы позлить ее, заставить чувствовать себя «маленькой преступницей», и чтоб он непременно оказался благородным героем, в духе ее сына, и чтобы она почувствовала опасность и необходимость защиты.

      Впрочем, ее муж никогда не был способен на такие тонкие чувства. Он всегда был прямолинеен, как штыковая лопата.

      – Я не поняла, – уточнила она на всякий случай, – ты всерьез считаешь, что кто-то может подумать…

      – Да, – перебил он, – всерьез считаю. И еще я считаю, что ты должна все вспомнить, все детали, все мелочи…

      – Какие еще мелочи, Сергей?!!

      – Как он сказал тебе о том, что приедет, куда он при этом смотрел, не звонил ли у него телефон, не заходил ли кто-нибудь в это время, о чем он хотел с тобой поговорить, почему так срочно, почему он поссорился с Батуриным, кто ненавидел его так сильно, чтобы убить.

      – Ничего себе мелочи, – пробормотала Кира.

      Внезапно ей стало холодно в свитере с низким вырезом, и она потянула с дивана плед.

      Плед всегда лежал на гобеленовом диване, в самом углу. Тим накрывался им, когда ему взбредало в голову пить на кухне чай и читать, и Сергей часто подкладывал его под голову. Кира готовила ужин, а он сидел на диване, если сильно уставал, подложив под голову