Капканы и империи. Аксана Азреталиевна Шогенова

были воины?! – продолжал он со мной спорить. – Мы своих готовим с младых ногтей!

      – Хорошо. Если позволите, я кое – что покажу Вам. Присядьте лицом к той белой стене. – указывая ему куда садиться, я достал из рюкзака всё необходимое для видеопросмотра.

      – Вы сохраняйте хладнокровие: тут никто никому не сможет причинить зло. Поверьте мне, держите кинжал в ножнах. – с этими словами занял место за его спиной и начал транслировать отрывок одного моих любимых фильмов с участием Тома Круза «Последний самурай».

      Это была сцена, когда воины – самураи из деревни князя Кацумото одевают свои доспехи для встречи с войсками японского императора. Битва рыцарей – самураев против вооруженных пулеметами вчерашних крестьян, из которых японский император хочет сделать современное войско по западному образцу.

      Даже мне, мужчине, не удалось сдержать слезы сострадания, когда видел это побоище впервые на экране кинотеатра. Потом, спустя время, купил себе dvd диск с этим фильмом, закачал на смартфон. Спасительной была идея показать Кургого Атажукину этот фрагмент. Закончив приготовления под пристальным и недоверчивым его взглядом, озарил стену потоком из импровизированного проектора.

      В первые секунды Кургого удивленно привстал, но потом сел на место. Сначала он осмысливал то, что видит на стене своего дома людей, до которых не может дотронуться и которые сами не могут дотронуться до него. Потом он стал осмысливать увиденное. Кургоко видел приготовления воинов и думал о былой битве, поглаживая бороду, проводил мысленные параллели. Каждый раз, когда показывают «Последний Самурай», уже зная что будет дальше, я не могу переключить: уважение к воинскому искусству, преданность своему делу и беззаветное служение отечеству заставляла меня каждый раз смотреть фильм до конца. Ровно так же в память о своем дедушке–фронтовике Шогенове Малиле Хамзетовиче никогда не переключаю фильмы о Великой отечественной войне.

      Отрывок закончился и наступила гнетущая тишина. Я молчал. Молчал и Кургоко.

      – Что ты этим хочешь сказать? Что нас перестреляют, как и этих воинов? – спросил Кургоко Атажукин. Он близко подошел ко мне и пристально стал смотреть в мои глаза. Я пытался отвести свои глаза, но не мог.

      – Этих воинов убили, но их земли, их жёны и дети со стариками уцелели. – тихо ответил ему.

      –Ты хочешь сказать, что есть войны, где убивают детей, женщин и стариков?

      – Я Вас, наверное, шокирую, но в будущем войны будут такими, что не будут щадить ни стар, ни млад, ни женщин, ни детей, никого.

      – Что я слышу? Неужели люди в будущем сойдут с ума?

      – К сожалению. Людей будут сжигать, их жилища, сады, посевы… – если бы я хорошо знал адыгский, то произнёс бы «тактика выжженной земли».

      Он закрыл глаза, повёл по ним рукой, потом руками по лбу, волосам. Для адыгов, которых нынешние историки в чём только не обвиняют, поднять руку на женщину, ударить ребенка, старика или старика – это уже было святотатством. И в голове мудрого