Кольцо призрака. Софья Прокофьева

даже спать жалко. А мне приснилась какая-то Наташа… Ну да, Наташа…

      Длинная судорога прошла по всему телу Андрея. Дернулось плечо, напряглось бедро. Он резко выпрямился, и ноготь большого пальца царапнул ее ногу. Андрей круто привстал, вмял локоть в подушку.

      – Откуда ты знаешь Наташу?

      – Я? Да ты что! Я ее не знаю. Наташа. Она зачем-то уши заткнула. Так ей кто-то сказал… – Анна чувствовала, что теряет нить сна. – Не помню, забыла.

      Она не договорила. Андрей вдруг с силой, почти грубо прижал ее к себе. В спине у нее что-то хрустнуло, как ломается вафля, и она задохнулась у него на груди.

      – Маленькая, не бойся, – Анна еле разбирала слова. Она с усилием повернула голову, глотнула воздуха. – Не бойся, поняла? Наташи нет, она умерла. Лапоть о ней сболтнул? Трепло, сволочь, ну до чего трепло! Ты забудь, слышишь, забудь!

      Но Анна слышала только страх за нее, желание укрыть и оберечь.

      – Андрюшенька, ты мне шепчешь в шею, я ничего не слышу.

      – Анна, Анна, ты счастлива?

      – Милый, ну что ты спрашиваешь? Сам не знаешь?

      – А Саш…

      Анна резко привстала.

      – Не надо о Сашке… Никогда о Сашке… Я не могу. Слышишь, никогда!

      – Не буду, не буду, забудь обо всем.

      – Если бы я могла…

      – Не думай ни о чем. Только о нас.

      – Рада бы. Так они напомнят. Завтра опять в одну смену с Нонкой.

      Глава 5

      Мир для Анны кончался теперь навсегда плотно задернутыми шторами. Она даже не помнила, что за ними: улица, дома, пустырь, и уж вовсе не могла сообразить, день сейчас или глухая ночь. Да, вообще-то, ей было все равно. Она даже лампу редко зажигала. Всегда светил кристалл, завалившись где-то между подушек, осыпая всю комнату изумрудными листьями. Анне нравилось перекатывать кристалл пальцами голой ноги. Блеск поднимался по ее икрам, коленям, подбираясь к бедрам. В зеленых лучах исчезал шрам от аппендицита, маленькая складчатая гусеница, посаженная ей на правый бок еще в детстве. Груди становились прозрачными и светились насквозь, чуть белесовато, словно от спрятанного в глубине воздушного молока. Наконец непосильная тяжесть приливала к животу и бедрам. Расплавить, укротить эту жадную тяжесть мог только Андрей. Малахитом отдавали ее раскинутые в стороны колени, когда на завершающей, дрожащей ноте рассыпалась последняя волна, в угасающем наслаждении приходили покой и сон.

      Потом вдруг Андрей подсовывал ей руку под голову, приподнимал, поддерживая ладонью затылок. Анне было сонно, зябко. Не отрывая глаз, она чувствовала запах крепкого кофе. Глоток через силу, рот наполнялся скрипучими крупинками.

      – Зачем так много сахара, Андрюша, ты же знаешь, я не люблю.

      – Девочка моя, пора, на работу опоздаешь, – Андрей умело помогал ей одеться.

      Она еще успевала подремать немного на его плече в машине, пока они ехали до поликлиники.

      И только под восхищенно-преданным взглядом Милочки Анна обнаруживала, что на ней опять новое платье, лиловое, с блестящей ниткой, и под халатом не спрячешь.

      – Вы