Потерявшая сердце. Анатолий Ковалев

на того, кто это произнес. Затем также нагло, бесстрашно обвела взглядом все собрание: – Чтобы я притворялась, будто горюю по этому извергу?

      Чуя грядущий скандал, отец Иоил двинулся к ней, но женщина не дала ему приблизиться, выставив вперед руки, отгораживаясь от священника ладонями. Ее зеленые глаза горели нехорошим, лихорадочным огнем.

      – И ради каких людей мне притворяться? Кого стыдиться? Мне бы вас надо проклясть, – она обращалась не только к священнику, но и ко всем братьям, – за то, что бросили меня на растерзание бешеному псу! Знали же вы, что этот душегуб сотворил с первой женой…

      – Я думал, Евсевий образумился, – в крайнем смущении прошептал отец Иоил.

      – Он и на том свете не образумится! – истерично крикнула Зинаида. – Гори он в аду синим пламенем, вот ему от меня поминанье!

      Над ее головой пронесся зловещий ропот, похожий на шелест сухих листьев.

      – Ты ему не судья, – прошептал отец Иоил, подавленный до того, что почти лишился голоса. – Никому из нас не дано право судить ближнего…

      – Надоели вы со своими проповедями! – дерзко бросила она священнику и, обведя взглядом сдвинувшихся вокруг могилы братьев, бестрепетно добавила: – Всех вас ненавижу с вашими тайнами! С вашими глупыми законами, которые мешают жить, дышать!

      Отец Иоил от изумления приоткрыл рот. Братья оцепенели. Хавронья часто моргала и морщилась, будто ей под нос сунули что-то едкое.

      – Не желаю больше оставаться в общине, – твердо заявила вдова. – Завтра же приму лютеранство.

      – Это Кребс ее в свою веру обратил! – крикнул один из братьев.

      – Он и мужа отравить надоумил! – поддержал второй.

      – Она нас всех подведет, – испугался третий, – донесет в полицию…

      – Да что мы смотрим на нее? – возмутился четвертый. – Придушить змею – и дело с концом!

      Братья тут же подхватили:

      – Туда ей и дорога!

      – И здесь же схороним, рядом с муженьком…

      Они стали обступать Зинаиду. Хавронья вскрикнула и, по своему обычаю лишившись чувств, рухнула в сугроб, на соседнюю могилу. Отец Иоил преградил братьям путь, заслоняя собой вдову.

      – Стойте! – закричал он не своим голосом. – Я не допущу смертоубийства! Оглянитесь, здесь лежат ваши предки! Хотите осквернить их могилы?!

      Но его не слушали и молча теснили прочь. К горлу Зинаиды уже тянулись чьи-то руки, но вдруг все разом зашумели и отшатнулись. В руках у вдовы неведомо откуда появился длинный, хорошо заточенный нож.

      – Кто полезет, распорю брюхо! – процедила она сквозь зубы с решимостью, не позволяющей усомниться в серьезности ее намерений. Глаза женщины сверкали страшнее ножа, она озиралась вокруг с дикой одержимостью кошки, которую окружили рычащие псы.

      – Ну ее к лешему! – махнул рукой один из братьев, не переставая пятиться.

      – Пусть живет, как знает, – осмотрительно рассудил второй, уже ступая на тропу, ведущую с кладбища.

      – Такая