Ужасные дети. Адская машина. Дневник незнакомца. Жан Кокто

завернутый в китайскую бумагу того сорта, что рвется, как вата, темный ком величиной с кулак. Зарубка на нем зияла блестящей красноватой раной. Вообще же он был землистый, вроде трюфеля, и источал то аромат свежевыкопанного дерна, то крепкий запах лука и гераневой эссенции.

      Все молчали. Этот ком требовал безмолвия. Он завораживал и отталкивал, наподобие клубка змей, который образован, на первый взгляд, из одной рептилии, а потом в нем обнаруживается сразу несколько голов. От него исходило обаяние смерти.

      – Это наркотик, – сказал Поль. – Он балуется наркотиками. Не стал бы он дарить яд.

      И протянул руку.

      – Не трогай! – Жерар остановил его. – Яд это или наркотик, Даржелос его тебе дарит, но не советует до него дотрагиваться. Ты вообще слишком неосторожен; я бы ни за что не доверил тебе такую пакость.

      Поль рассердился. Он подхватил тему, заданную Элизабет. Жерар смешон, он воображает себя своим дядей, и т. д.

      – Неосторожен? – смеялась Элизабет. – Сейчас увидите! – Она прихватила комок газетой и принялась гоняться за братом вокруг стола, крича: – Ешь, ешь!

      Агата убежала, Поль отскакивал, заслонял лицо руками.

      – Смотрите, какая неосторожность! Какой герой! – издевалась запыхавшаяся Элизабет.

      Поль огрызнулся:

      – Сама ешь, дура.

      – Спасибочки. Я тогда умру. То-то ты бы обрадовался. Я положу наш яд в сокровище.

      – Очень сильно пахнет, – сказал Жерар. – Держите его в какой-нибудь жестянке.

      Элизабет завернула комок, сунула его в жестянку из-под печенья и удалилась. Добравшись до комода с сокровищем, на котором в беспорядке громоздились книги, усатый бюст, револьвер, она открыла ящик и поставила жестянку на Даржелоса. Она пристраивала ее медленно, внимательно, чуть высунув язык, движениями женщины, наводящей порчу, женщины, вонзающей булавку в восковую куколку.

      Поль вновь видел себя в школе – как он обезьянничает за Даржелосом, только и говорит, что о дикарях и отравленных стрелах, сочиняет, чтоб поразить его, проект убийств методом добавления яда в клей на почтовых марках, заигрывает с чудовищем, ни на миг не задумываясь о том, что от яда умирают. Даржелос пожимал плечами, отворачивался, обзывал его девчонкой и слабаком.

      Даржелос не забыл раба, впитывавшего каждое его слово, и нынешним подарком венчал свои насмешки.

      Присутствие этого темного комка действовало вдохновляюще на брата и сестру. Детская обогащалась еще одной потусторонней силой. Она становилась живой бомбой бунта на корабле, одной из тех русских девушек, чья грудь была звездой любви и молний.

      Кроме того, Поль радовался, что выступил за необычайное, от которого Жерар (по словам Элизабет) намеревался уберечь Агату, и бросил вызов Агате.

      Элизабет, со своей стороны, радовалась, видя Поля прежним – приветствующим необычайное, гибельное и верным духу сокровища.

      Этот комок символизировал для нее противовес мещанскому крохоборству, давал ей надежду на близкое падение царства Агаты.

      Но одного фетиша было недостаточно