Всадники. Жозеф Кессель

за кишлаком. Крутая, скользкая дорога поднималась, петляя, между скалами и пропастью. Несмотря на то, что Джехол шел бодро, путники еще не добрались до караван-сарая, когда наступила полная тьма.

      Мокки спешился и повел коня под уздцы. Свободной рукой он ощупывал контур скалы, к которой лепилась дорога, чтобы не сорваться в невидимую бездну.

      Он вдруг произнес совсем каким-то детским голосом:

      – Уроз, я боюсь.

      – И Джехол тоже, – заметил Уроз. – Я чувствую это.

      – Я не столько даже свалиться боюсь, – прошептал Мокки, – сколько…

      – Знаю, – ответил Уроз.

      Он тоже чувствовал невидимое присутствие бесчисленных существ, бесчисленных и бесформенных, с крючковатыми когтистыми крыльями, то голых, то мохнатых чудовищ, всяких привидений, духов-вампиров, птиц и пресмыкающихся с черепами вместо головы, которые ползали, летали, скользили, носились над склонами гор, над пропастью, погруженной во тьму и как бы опускающейся куда-то на дно огромного черного озера. Он слышал, как они проносились со вздохами, свистом и хохотом. Их омерзительное дыхание обдавало холодом его лицо, и порой по коже пробегали мурашки от легкого, но отвратительного прикосновения чьих-то лапок, крыльев, усиков, перьев, языков и рогов.

      – Да, знаю, – повторил Уроз.

      – И не боишься? – покорно спросил Мокки.

      – Нет, – ответил Уроз. – Не боюсь.

      И сказав так, сам настолько удивился своим словам, что даже остановил Джехола. Как? Неужели и впрямь среди всего этого ужаса в горах, ночью, он не дрогнул, не испугался? Уроз прислушался к ударам крови в висках. И с чистым сердцем снова повторил:

      – Нет, я не боюсь.

      – Ну, ты храбрый, – шепотом проговорил Мокки. – Второго такого в мире не сыскать.

      И хотя саис не мог видеть его в ночи. Уроз медленно кивнул головой. Ему подумалось, что над другими людьми его возносила вовсе не смелость, а безразличие к несчастью.

      Уроз снова отпустил уздечку. И когда конь зашагал, ласково потрепал Мокки по плечу.

      – Пусть рука твоя останется на мне, – попросил саис.

      И он опять принялся ощупывать контуры и неровности каменного карниза, единственного его ориентира в кромешной тьме. Так они продвигались по узкой ленточке-тропинке между стеной-скалой и пропастью, – всадник, опираясь на пешего, а пеший – прижимаясь к темному граниту.

      Когда начался еще более крутой подъем, Уроз спросил:

      – Ну, как твой страх, Мокки?

      – Твоя рука помогает, – ответил саис.

      Но голос его был тихим и жалким.

      – Хоть бы парочку звезд увидеть.

      – Скоро увидим, всему свое время, – пообещал Уроз.

      И они увидели звездочку, но не на небе. Выйдя из-за очередного поворота, они вдруг увидели огонек – далеко-далеко и очень высоко, но не настолько высоко, чтобы принять его за звезду. И хотя огонек был не сильный и трепетный, он показался им ярче любого светила. В каменной пустыне, среди иссушающего душу холода, пронизывающего все тело до мозга костей, этот огонек был отблеском людского тепла, пламенем, зажженным человеческими руками.

      – Караван-сарай! –