Атилло длиннозубое. Эдуард Лимонов

ю своей,

      «Стоп! Век мужланов однополый!»,

      Сменив воинственных вождей,

      Сшив минимальные «бикини»,

      Толпу вокруг себе собрав,

      Вдруг, европейские богини

      Своих отвоевали прав…

      Там, в климате шестидесятых,

      Все были веселы, юны,

      Вопросов не было проклятых,

      И покорители Луны,

      Улыбчивые астронавты

      С Ален Делоном и Бардо,

      На их Grand Prix гоняли авто,

      И Ив Монтан был не седо…

      (й …)

      * * *

      Автобусная остановка,

      Неоновый и трупный свет.

      Проспект весь залит им неловко,

      Хоть утро, но рассвета нет…

      Глухое лето. Вонь пожаров.

      Сирен невидимых галдеж.

      Что, Эдуард, каких ударов

      Еще от Родины ты ждешь?

      Жена предаст? Уже предали.

      В тюрьму отправят? Уже был.

      Среди проклятий и заздравий

      Ты Фантомасом проходил…

      Что? Дети станут наркоманы?

      Да черт их, Господи, возьми!

      Смотрю я вниз как ветераны

      И гопники, и хулиганы

      Автобуса мудрят с дверьми…

      О Индия!

      О Индия, покрытая плащом

      Парчовой ткани полководца!

      О Индия, залитая дождем,

      Вдоль Ганга неглубокие болотца.

      Завоевателей исламских ятаган,

      Слоны, по бивням бьющие ушами,

      И табор возвратившихся цыган,

      Цыганок с голубыми волосами…

      О Индия! Ты с ляжками богинь,

      Проколотых пупков слепые очи.

      У Бога Кришны – множество святынь,

      А к Раме с Вишну очередь короче…

      И если я в курениях лежу

      С еврейкой шалой и чудесной,

      В тебя я, Индия, гляжу

      В моей беспечности воскресной…

      Над Варанаси утренний туман,

      Костры сжигают загорелых трупов.

      О Родина пророков и цыган,

      Рабиндранатов и Юсупов…

      В кальсонах в пятнах неопрятный люд

      Сел в третий класс задрипанной дороги.

      А рядом на волах собой трясут

      Богини, свесив жирные их ноги…

      Старик в чалме витает над холмом,

      Богиню Кали в грязных тюрьмах славят.

      А от меня какую кость оставят,

      Чтобы боготворить ее потом?

      * * *

      Девицы с обильными телесами

      Могут служить кормили-цами,

      Ангелами они не могут служить

      Трудно им сквозь эфир парить.

      Девиц с обильными телесами

      Надо пинать, награждать тумаками,

      Ибо тяжелый они материал,

      Пусть и не камень, и не минерал…

      * * *

      Я делил все, что подобает гению,

      Писал я в сутки по стихотворению.

      Порой число их доводил до трех,

      С еврейкой-девкой грех меня увлек…

      Еще был очарован гностиками,

      Еще был окружен чертями с хвостиками…

      Платон, его герой Сократ….

      Я был всей этой дикой шобле рад…

      * * *

      Вдруг мотоцикл, как зажигалка,

      Визжит в ночи, неумолим.

      И уши бы заткнуть, да жалко

      Руки поднять, бороться с ним!

      Паяльной лампою туманной

      Средь облаков горит луна.

      Пойду-ка душ приму я в ванной,

      Из холодильника вина

      Налью себе бокал. Вспотеет.

      И. Феста труд на полке взяв,

      Ну что там Гитлер уже смеет,

      На путче зубы обломав?

      В Ландсберге отсидев два года,

      Вернулся фюрер к Рождеству

      На выборах в Рейхстаг народа

      Лесть не достанется ему…

      Еще. Но к власти он стремится…

      У нас в Москве жутка жара…

      Египетская казнь все длится,

      Брать респираторы пора…

      Родители

      И все их разговоры о картошке,

      Их разговоры о картошке, мне,

      О потолке протекшем, о Сережке,

      О Сашке,