Первое правило королевы. Татьяна Устинова

– в темных зрачках плеснулось золотистое пламя, – потом отчего-то поморщился и посмотрел на нее.

      – Может, потушим?

      – Ну нет, – сказала она решительно, – не станем. Все, Александр Петрович. Хватит политес разводить. Снимайте ваш пиджак, и давайте поедим. Поздно уже.

      Романтический ужин и вправду не получился – несмотря на свечи, серебряное ведерко и льняную белоснежность скатерти. Они быстро ели и думали каждый о своем.

      Несколько раз она на него взглянула – он просто ел и явно не был озабочен, какое впечатление производит. Когда она посмотрела в очередной раз, они встретились глазами, и ей стало неловко – заметил, все ее рассматривания заметил, только виду не подал!..

      Он глотнул вина, как воды, и спросил без всякого интереса:

      – Вы в команде Мухина работаете?

      – Да.

      – Давно?

      – Год.

      – А до этого где работали?

      – На телевидении. В Москве.

      – Из Москвы в Сибирь?! Эк вас угораздило!..

      – Работа такая.

      – Белоярск – город сложный. Один алюминиевый комбинат чего стоит.

      – Вы там были?

      – Инна Васильевна, я читаю газеты. Про алюминиевые войны только ленивый не написал.

      Она улыбнулась:

      – Это точно.

      Девяносто процентов того, что на-гора выдавала пресса, Инна придумывала сама. Нет, не писала, а именно придумывала. И про войны, и про «хороших и плохих» парней, и про директоров заводов, и «хозяев города».

      Это была ее собственная война, почти карманная.

      Кто-то воюет, стреляя из «калашникова». Кто-то воюет, придумывая сюжеты.

      – А как вы из Москвы попали в команду Мухина?

      – Это долгая история, Александр Петрович. Мухин – умный человек и умеет ценить преданных людей, а я однажды ему помогла.

      – Вы помогли губернатору края?!

      – Ну да. И он предложил мне работу. Я согласилась.

      Тут она вспомнила про джакузи, в которую вода как пить дать налилась два часа назад, и кинулась в ванную, некрасиво подхватив полы длиннющего халата и чуть не свалив со столика свой бокал.

      Ванна оказалась умнее Инны – она налилась до какой-то там отметки и автоматически отключила воду.

      Вода уже остыла, сидеть в ней было нельзя.

      И тут ей так жалко стало себя, своей жизни, которая кончилась сегодня, когда Виктор вытащил из их общего гардероба свою куртку, и этой горячей воды, в которой ей не удалось посидеть, и ужина, который пришлось делить с незнакомым человеком, и этого вечера, когда по-хорошему следовало бы выть и кататься по полу, а она почему-то ведет светские, никому не интересные беседы, что, присев на краешек ванны, она вдруг заплакала – громко, навзрыд.

      Она рыдала довольно долго – никто не шел из гостиной утешать ее, видно, гость опять принялся рассматривать стены и очень увлекся этим занятием.

      Потом она открыла золотую пробку, и вода стала с шумом уходить из ванны – Инна почему-то была уверена, что так же, в канализацию, утечет ее жизнь, вся, до капли, и больше уж ничего не останется.

      Потом она перестала рыдать – когда в ванне не осталось больше воды, –