Атлант расправил плечи. Айн Рэнд

невозможно!

      – Знаю.

      – Что случилось? Почему?

      – Никто понятия не имеет.

      Задумчиво, неторопливыми движениями, она расстегнула пальто, села за стол и принялась стаскивать с рук перчатки. А потом сказала:

      – Начни сначала, Эдди. Садись.

      Он ответил ей спокойным голосом, но остался стоять:

      – Я разговаривал с его главным инженером, по междугородному. Он позвонил нам из Кливленда, чтобы известить о случившемся. Это все, что он сказал. Ничего больше ему не было известно.

      – Ну и?

      – Макнамара закрыл свое дело и уехал.

      – Куда?

      – Ему это неизвестно. Как и всем остальным.

      Дагни вдруг заметила, что все еще держится за два стянутых пальца левой перчатки, забыв снять ее до конца. Сорвав перчатку с руки, она бросила ее на стол.

      Эдди проговорил:

      – Он оставил за собой груду заключенных контрактов, тянущих на целое состояние. Список клиентов у него был расписан на три года вперед…

      Она молчала, и Эдди негромко добавил:

      – Если бы я мог понять, что происходит, мне не было бы страшно… Однако поступить таким образом, не имея на то никакой причины…

      Дагни по-прежнему молчала, и он продолжил:

      – Макнамара был лучшим подрядчиком во всей стране.

      Они смотрели друг на друга. Дагни хотелось сказать: «O боже, Эдди, о боже!»

      Но вместо этого она произнесла ровным голосом:

      – Не беспокойся. Мы найдем другого подрядчика для линии Рио-Норте.

      Свой кабинет Дагни оставила поздно. И, оказавшись на тротуаре, возле входа в здание, беспомощно посмотрела сначала налево, затем направо. Она вдруг почувствовала, что силы, желания, стремления разом исчезли, словно внутри нее остановился сломавшийсямотор.

      Слабое свечение поднималось к небу за спинами зданий, отражая движение тысяч неведомых огней, электрическое дыхание города.

      Ей захотелось отдохнуть. Отдохнуть, подумала Дагни, и развлечься.

      Работа предоставляла Дагни все, что было ей нужно, все, чего она хотела. Но иногда, как и в этот вечер, она ощущала внезапную и странную пустоту, даже не пустоту, а молчание, и не отчаяние, а неподвижность, словно бы ничто в ней не рушилось, но замерло на месте. И тогда приходило желание найти вне себя мгновение радости, оказаться пассивным созерцателем великого – будь то произведение чьих-то рук или просто зрелище. Ничего не созидать, думала она, но принимать; не начинать, но реагировать; не создавать, но восхищаться… только потом я смогу продолжить существование, ибо счастье – топливо для души.

      Она всегда была – Дагни прищурилась и чуть улыбнулась с легкой горечью – движущей силой собственного счастья. И сейчас она хотела ощутить на себе силу чужих достижений. Как людям на темных просторах прерии было приятно видеть пролетающие мимо освещенные