Лётчик. Виктор Анатольевич Коробов

Подвёл ты меня, лейтенант. Эти снаряды-то, оказывается, шибко секретные. Ко мне сразу особист дивизии: откуда знаю? Ну, рассказал, что есть такой москвич, Панкратов, а в Москве многое известно. В общем, не с руки мне в это дело соваться. Эх, испортил хорошее настроение. Одно слово – москвич… А я-то хотел о девушках с тобой поговорить, о театрах, в чём там ходят жене интересно…

      – Кстати о девушках: я там познакомился, хотел жениться, но мне сказали, надо на это разрешение.

      Капитан как кот доволен, щурится. Видимо, его настроение исправилось.

      – Да, был недавно такой приказ. Ну, это к командиру или в дивизию. Значит, таки познакомился? А тут – нет разрешения, и пришлось вернуться?

      – Я бы итак вернулся. Война скоро, надо срочно готовиться, а потом воевать. ЭРэСы нужны обязательно.

      – Опять за своё… Вот не любят вас, москвичей, и я начинаю понимать, почему. Этак, если ты не угомонишься, то как с тобой и разговаривать. И о войне комиссар не советует трепаться, а об этих твоих снарядах – особист. И командир не хочет связываться. Так что ты бы попритих малость. Эх… Давай лучше о хорошем: техника тебе выделили. Специалист хороший, но с характером. А фамилия почти как у тебя – Панарин. Два пана будете. А звать его – Иван Прокопьевич. Иди, знакомься, а завтра полёты.

      Кажется, настроение начштаба опять исправилось – шутка про панов ему явно нравится.

      – Может, прямо сегодня и полететь для начала?

      – Не спеши, налетаешься. Зайди лучше в столовую, не обедал, поди?

      В столовой, как ни странно, меня помнят. Хотя я здесь два раза поел шесть недель назад. Покормили без возражений. Деревня, блин, дыра. Впечатлений мало, я для них что-то новое. Быстро ем и иду к своей чайке. Там мужик в грязноватом комбинезоне стоит.

      – Товарищ Панарин?

      – Так точно, товарищ лейтенант.

      Протягиваю руку. – Давай уж на ты стразу. Нам вместе много работать, потом воевать. Я тебя буду Иваном Прокофьичем звать, а ты меня – как хочешь. Хоть Миша, хоть Михаил, хоть Михаил Семёнович.

      Техник смотрит на меня несколько секунд, как бы оценивает. А потом делает знак рукой – отойдём, мол. Мы отходим метров на десять. Как бы теперь у нас разговор конфиденциальный. Хотя и у самолёта никого не было поблизости, и здесь чистое поле, так что чисто символический жест.

      – Товарищ лётчик, а что у вас за самолёт?

      – Экспериментальная чайка. Испытывали новое покрытие, в серию не пошло, дорого. А мотор – сам, наверно, посмотрел уже.

      – Посмотрел. Аккумулятор, свечи, провода – всё не наше.

      – С английского самолёта битого. Что-то и ещё могли по мелочи изменить, там мотористы мастера.

      – Там много чего по мелочи, – техник смотрит на меня хмуро, даже исподлобья. Не верит. Впервые здесь моя версия не прокатывает. Ну не должен он точно знать, на что способны в Москве, да ещё и в головном КБ. А может, дело не в технике? Может, он чувствует, что я привираю? Такой вот чувствительный… Хотел было я уйти, но оборачиваюсь:

      – Слушай, Иван Прокофьевич. Не знаю,