Когда в юность врывается война. Дмитрий Григорьевич Сидоренко

а съезжались сюда почти со всех спецшкол Советского союза. Тут они и начались, будни…

      Прекрасную нашу форму сняли. Одели в обмундирование третьей категории – всё выцветшее и в заплатах. Ботинки были гнилые, галифе настолько сбежалось от долгого употребления, что плотно обтягивало ноги и едва хватало до колен.

      – К этой форме не хватает большой палки и нищенской сумы, – острили озлобленные, оконфуженные ребята. Но иначе быть не могло: всё лучшее шло на фронт, в тылу оставалось всё старое.

      Ботинки мои на третий день развалились, у одного совсем оторвалась подошва, стелька вывалилась, и я ступал в ботинке босой ногой на землю. О, сколько было горя и смеху, когда я этой босой ногой наступил на горящий окурок…

      Занятия всё не начинались, и нас использовали в качестве грузчиков на Волге. Там мы перевозили рыбу на катерах, катали бочки с селедкой, и после работы с отчаяньем ныряли с высоких барж в Волгу. Все были авиаторами – любителями острых ощущений.

      Разочарованные и осунувшиеся, шли ребята на пристань. На работе с чувством пели «Дубинушку», как настоящие волжские бурлаки. Люди метили в лётчики – попали в грузчики. То были всё высокопарные мечты, теперь начиналась действительность.

      Для поднятия духа по вечерам нам устраивали концерты, но усталые и голодные, мы больше предпочитали отдых. Несколько комических «номеров» в этих неотработанных концертах всё же запомнились. Раз, помню, показывали пирамиду человек из шести. Артисты были неразворотливы и мешковаты, при исполнении номеров дулись и краснели, стараясь изобразить непринужденность. Пирамида никак не строилась, помогал конферансье. В самом низу, в основании пирамиды стоял грузин, на котором, собственно говоря, и держалась вся пирамида, руки его были схвачены теми, кто был наверху. И вот, когда уже последний акробат лез на вершину, чтобы выжать стойку на руках, случилось несчастье: он оперся о пояс грузина и… оборвал шнурок его трусов. Загудел весь клуб, завизжали девушки. Догадливый конферансье так дёрнул занавес, что его заело. Тогда окончательно растерявшись, он подбежал к грузину и попытался помочь ему, что вызвало ещё больше хохота. Пирамида, наконец, развалилась, и все разбежались со сцены.

      Другого конферансье вскоре тоже осмеяли. Он вышел на сцену и пытался что-то сострить, но так неудачно, что никто не засмеялся. В зале было тихо. Тогда, какой-то остряк (их у нас было много) с задних рядов громко и спокойно сказал: «Гы – гы – гы – гы!» – И весь зал загремел от хохота.

      Я тоже был артистом и выступал на арене Астраханского цирка. Заключительным номером программы цирка была одна военизированная инсценировка, где требовалось показать немецких военнопленных. Вот туда нас и пригласили. Много переодеваться не приходилось: давали немецкий китель и фуражку, остальное обмундирование соответствовало. Нужно было быть хмурыми и озабоченными, а мы сияли, сидя на арене цирка, довольные тем, что на нас смотрит такая масса народа. Так, по совместительству выполняя работу волжского грузчика и циркового артиста, я около четырех месяцев числился курсантом ШМАС.

      Изо дня в день всё менялось.