Вниз по течению. Книга вторая. Елизавета Сагирова

присущий помещениям, в которых часто и много употребляли алкоголь. Смесь спиртовых паров, нечистого дыхания, грязной одежды, и испорченной пищи.

      Запах был так силён, и так остро пробудил в памяти Натки самые плохие из её воспоминаний, что она на миг забыла про абсолютную необъяснимость происходящего. Прижала руку ко рту, завертела головой, разыскивая выход отсюда: дверь, люк, портал в пространстве – что угодно, лишь бы скорее покинуть неприятное место!

      Но выхода не было.

      Были почерневшие от времени и влажности бревенчатые стены, было крошечное окно, в которое смогла бы протиснуться разве что кошка, был низкий потолок и грязный пол… выхода не было.

      А в тот самый момент, когда Натка с возрастающим страхом это осознала, она услышала за скособоченными дверями парилки тихий звук, много лет преследующий её в кошмарах. Плеск. Звонкий плеск воды, отражённый высокими стенками стального бака, из которого он (откуда же ещё?!) раздавался.

      Она замерла, раззявив рот в немом крике. Глаза выкатились из орбит так, что стало больно векам, пульс молотом забарабанил в висках, и вдруг затих, смолк, исчез, оставив после себя нарастающий звон тишины, а за этим звоном – шарканье медленных хлюпающих шагов в темноте парилки.

      Что делает человек, когда оживает и становится реальностью его самый жуткий кошмар? Особенно если кошмар этот порождён детскими страхами, которые, как известно, ярче и живучее всех остальных? Человек кричит. Кричит тонким и слабым, вдруг вернувшимся к нему голосом ребёнка, которым он когда-то был. Кричит, закрывая глаза растопыренными пальцами, словно наивно пытаясь спрятаться за ними, как за чугунными прутьями решётки, воздвигнутой своим желанием защититься.

      Закричала и Натка. Закричала, попятилась, и прижала руки к лицу, но всё равно видела как, скрипнув, медленно приоткрывается дверь парилки, выпуская наружу чернильную темноту. Как из этой темноты появляется багровая рука, покрытая волдырями ожогов, и с чавкающим звуком судорожно цепляется за косяк, будто её ещё невидимому обладателю тяжело устоять на ногах.

      – Нееееет!! – голос сорвался на звериный визг, и Натка начала сползать спиной вниз по осклизлой стене, на которую натолкнулась секунду назад, – Нет, не надо! Уходи!! Я не хочу!!

      Последнее слово она выкрикнула, зажмурив глаза и резко запрокинув голову. Затылок врезался в стену, под веками вспыхнули искры, и словно это послужило сигналом к наступлению окончательного сумасшествия, низкий потолок бани вдруг отвалился в сторону, как если бы она была деревянной шкатулкой, открытой чьей-то великанской рукой.

      На Натку хлынул поток холодного электрического света, вокруг стало мокро, пол исчез из-под ног, и она обнаружила, что лежит в наполненной соляным раствором капсуле-яйце, а над ней склоняются встревоженные люди в бежевых халатах…

      За окнами уже стемнело, там, как и предвидела Рая, начиналась