Гравитация Кремля. Андрей Ильин

что ли? Бог это совесть?

      – Ты так и не понял: Бог – это сочетание тебя и меня. Мы есть Бог!

      Ладно, мне пора, я ухожу…

      Двойник начал разворачиваться и сделав шаг, услышал вслед: «подожди, подожди!»

      Бог замер, и повернулся к Паше.

      – но ведь я же, я же помогал приютам, там, несколько церквей помог построить, и часовню строил тоже. У меня же тоже есть хорошие поступки! Я был всегда на службе, на молебнах, на окрестных ходах, и несколько икон подарил священникам. Я всегда жертвовал и жертвовал немало!

      Бог рассмеялся и сказал, ехидно улыбаясь: «ты серьезно? Приютам ты помогал? Вот только практически каждую свою помощь ты тоже не забывал осветить как ни будь в прессе. Да и деньги то были сворованные, не твои же. Ты на них не горбатился, вагоны не разгружал, часами в офисе не сидел. А что касается остального, здесь я даже говорить ничего не хочу, не изображай из себя идиота. Ты и сам все прекрасно понимаешь…

      Бог опять повернулся и пошел от него, но позади себя услышал: «и что со мной будет дальше?»

      Он обернулся вновь: «ничего, ты уже там, где надо. Если хочешь, это и есть ад».

      – Это ад? – растерянно спросил Павел.

      – Ну, извини за отсутствие котлов и чертей. Знаешь, боль, она всего лишь иллюзия тела. Со временем к любой боли привыкаешь, так же как и к страху. Особенно если у тебя на это очень много времени. По-настоящему жуткая вещь – это одиночество. Теперь ты здесь останешься один, НАВСЕГДА, это и есть твой ад. Ты сам себя наказал! Ты этого хотел, ты этого желал глубоко внутри себя, ты к этому шел. У тебя еще будет много времени подумать обо всем. Бесконечность тебя проглотит. Прощай…

      Бог развернулся и пошел. Пашка кинулся за ним, кричал: «подожди! подожди!», но двойник продолжал идти и в один определенный момент растворится в воздухе очень быстро, словно сахар в кипятке, оставив бедолагу одного в этой абсолютно безлюдной «пустыне».

      Пашка остановился, осмотрелся по сторонам. Было абсолютно безлюдно и тихо. Глаза его были наполнены тревогой. Он постоял так несколько минут, затем присел на пол. Теперь уже его взгляд выражал безысходность и отчаяние. Вот теперь он осознавал, что ему предстоит. Он уже не умрёт, он уже мертв. Больше никто никогда не придет сюда. Теперь он один, навсегда один, подавленный и несчастный.

      А я ведь мог стать хорошим человеком, делать хорошие поступки, тем более, что когда то я к этому реально стремился. Но что-то очень сильно повлияло на меня, что-то меня изменило, подумал он.

      Лег, закрыл глаза. Представил, почему то Кремль. Кремль во всем его величии: огромный и неприступный, а он, будто какой-то невидимый огромный призрак, слившись с одним маленьким, но гордым человечком, наносит удары этому старинному сооружению своими мощными призрачными ручищами, снося башню за башней, кусок стены за куском, превращая его в руины. Наваждение прошло, он открыл глаза и опять сел на пол.

      Но в какой