Вниз по течению. Книга первая. Елизавета Сагирова

страшное время. И насколько оно бывает страшным никогда не понять человеку ведущему трезвый образ жизни. Даже умеренно пьющему не понять. Ночь – время тёмных сил. Алкоголь тоже принадлежит к этим силам. И когда человек оказывается в плену и того и другого, вот тогда он узнаёт, что всё когда-то виденное им в фильмах ужасов – существует на самом деле. И даже хуже.

      – Без света нельзя! – резко сказала Натка, будто её спасителю угрожала опасность, и он нуждался в срочном предупреждении. В другой ситуации это могло бы показаться смешным, но она слишком хорошо знала, что такое абстяга ночью, при выключенном свете. Когда отравленный этанолом, измученный бессонницей, выбитый из всех привычных биоритмов мозг может показать в темноте что угодно. Натка сама видела такое, чего ей не забыть до конца жизни и не убедить себя, как ни старайся, что это были всего лишь галлюцинации, порождённые острым абстинентным синдромом.

      Похоже, бородач тоже видел.

      – Я когда только очнулся, на улице ещё светло было, – заговорил он, глядя перед собой застывшим взглядом, обращённым в прошлое, – Ну, сумерки. О том чтобы встать свет зажечь и речи не было, там уже лишь бы на дыхание сил хватило. Лежу, смотрю как темнота наступает. Сначала в углах появляется, потом на середину комнаты ползёт. И тихо-тихо кругом… Я тогда в своём доме жил, на краю села, за одной из стен – пустырь до самого леса, в соседях – старики. И днём тишина всегда, а уж ночью… А тишина, сама знаешь…

      Натка знала и это. Нельзя переносить абстягу в тишине. Желательно вообще не оставаться в одиночестве, но мало найдётся желающих выхаживать после запоя воняющего алкаша, который в этот момент и на человека-то не похож. Выручить может телевизор. Телевизор, если тебе повезло, и он у тебя есть, должен быть включен обязательно! Его бубнёж успокаивает, настолько, конечно, насколько это вообще возможно в таком состоянии, но главное – он заглушает другие звуки – те, которые тебе совсем не нужно слышать…

      – И вот слышу я, – продолжал бородач, – как меня из коридора между комнатами мама зовёт. Ласково так «Митюша, Митюша!»…

      – Вас Дмитрий зовут?

      – Не. Митрофан полное имя. Родители у меня верующие, вот и назвали по старинке, в честь прадеда. Можно Митрий.

      – Наталия, – она несмело протянула руку, – Через И. Можно Ната.

      Новый знакомый пожал её руку очень аккуратно, словно боясь раздавать.

      – Наташа, выходит?

      Она поморщилась.

      – Лучше Натка. Вы знаете… чёрные… ну эти… у них Наташа – это вроде шлюхи, ругательство.

      – А тебе-то что до них?

      Натка опустила голову. Рассказать Митрию как работала она на рынке у быстроглазого турка Назара, как был он по-своему добр к ней, честно платил зарплату, пусть и маленькую, давал койко-место в почти таком же вагончике, как этот, только несравнимо менее уютном? И как таскал за волосы, ругая последними словами, если она срывалась и пила тайком прямо на рабочем месте? Ругал в том числе и «наташей», крича, что все русские бабы –