Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля. Александр Тюрин

от борьбы с серьезными противниками на западе и юге. Шляхта (от нем. Geschlecht – род), уходящая на восток, не нуждалась в сильном государстве для обеспечения своего господства. Она получала земли от магнатов и легко присваивала прибавочный продукт, создаваемый покорным простонародьем. Кошицкий привилей освободил шляхту от всех государственных повинностей, а согласно Радомской конституции король не имел права издавать какие-либо законы без согласия аристократического сената.

      С XV в. в польском имении окончательно победила барщинная система. Господское хозяйство (фольварк) ориентировалось на производство товарного хлеба и другого сельскохозяйственного сырья для внешнего рынка, откуда приходили предметы роскоши.

      Как пишет Ф. Бродель: «С началом XVI в. конъюнктура с двоякими, а то и троякими последствиями обрекла Восточную Европу на участь колониальную – участь производителя сырья, и "вторичное закрепощение" было лишь более всего заметным ее аспектом».[116]

      Заметим, что эта мобилизация объяснялась не оборонными нуждами, не борьбой с внешними силами – Польша сдает немцам и султанам все, что можно, – а только стремлением к роскоши у ясновельможного панства.

      Михалон Литвин сравнивает порабощение литовских простолюдинов с татарской неволей.[117] «Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени… мы во зло употребляем нашу власть над ними, мучим их, уродуем, убиваем без суда, по малейшему подозрению». Сообщает он о малом количестве побегов пленных литвинов из крымской неволи, в отличие от московских пленников, – крымское рабство выглядело для литовского простолюдина лучше, чем жизнь под властью шляхты.

      «Народ жалок и угнетен тяжелым рабством, – пишет о Польше имперский посол Герберштейн. – Ибо если кто в сопровождении толпы слуг входит в жилище поселянина, то ему можно безнаказанно творить все, что угодно, грабить и избивать».

      «Если шляхтич убьет хлопа, то говорит, что убил собаку, ибо шляхта считает кметов[118] за собак», – свидетельствует писатель XVI в. Анджей Моджевский.[119]

      С 1557 г. шляхта получила право судить своих крестьян без апелляции и казнить их. Повсеместная передача панских имений на откуп арендаторам, выжимающим из крестьян последние соки, окончательно превращала фольварк в концлагерь.

      К 1600 г. польская барщина была доведена до 6 дней в неделю.[120]

      Еще одной стороной «золотой вольности» было формирование частных армий, которые не столько защищали крестьян от крымско-татарских набегов, сколько кормились панскими усобицами и разбоями. Грабили простонародье и правительственные войска, часто не получавшие жалованья.

      С XVI в. национальный гнет в польско-литовском «содружестве» все более приобретал религиозное оформление – католичество вело беспощадную борьбу против православия.

      Сыновья могущественных магнатов,

116

Бродель Ф. Игры обмена. М., 1988. С. 260.

117

Кулиш П. История воссоединения Руси. Т. 1. С. 22.

118

Кметы – зависимые крестьяне.

119

Modrzewski A. F. Commentariorum De Republica emendanda libri quinque. Basileae, 1554. P. 15–16.

120

Бродель. Игры обмена. С. 260.