Девочка-яд. Виолетта Роман

этого места – погрязшие в криминальном дерьме по самые уши, не умеющие, да и не желающие жить по-другому. Вот он – мой дом. Рваные старые обои на стенах, потертая мебель еще со времен отца. Ничего не меняется. Долбанная штаб-квартира стаи голодных волкодавов. Так они называют себя. Волкодавы. По мне, так псы позорные.

      – Оу, какие люди! Сама принцесса к нам зашла! – стоило мне переступить порог гостиной, служившей здесь местом всеобщего сбора и попоек, завопил Андрей.

      – Пошел к черту, – процедив сквозь зубы, окинула того презрительным взглядом. Этот козел совсем с катушек слетел. После бунта, который он устроил отцу, Андрей должен был радоваться, что в живых остался. Если бы хоть каплю совести имел, бежал бы из страны, как можно дальше от нашей семьи. Но этот падальшик, как только узнал о смерти папы, тут же прибежал обратно и стал правой рукой Холодного.

      – Ах, ты ж, сука! – раздаются мне в спину слова, но я их не слышу.

      Закрываю дверь коридора, направляясь вперед. В самую последнюю комнату. Раньше она была для меня вторым домом. Та комната. Кабинет отца. Сколько времени я проводила там со своим младшим! А сейчас… Даже в груди не екает. Для меня это всего лишь долбанная картонная коробка – четыре стены, пол да потолок.

      В дверях меня встречают два амбала. Не помню имени ни одного из них. За последний год здесь текучка бешеная, не успеваю запоминать лица. Холодный в последнее время – жуткий параноик, чуть что – избавляется от неугодных.

      Прохожу внутрь, улыбаюсь про себя, не обращая ни малейшего внимания на липкие взгляды громил. Усаживаюсь в кресло, напротив стола Холодного. Смотрю в его напряженную рожу и думаю о том, что у него есть куча поводов для паранойи. И главная их причина – я.

      – Я ждал тебя у себя вчерашним вечером, – его голос тих, но я кожей ощущаю, как резонирует его злость от стен комнаты.

      – А я пришла сегодня, – я ничуть не боюсь его. Я спокойна, потому что мне плевать. Как бы он ни возвышал свою персону, я знаю, что собой представляет Холодный.

      Он молчит. Только глаза прожигают во мне дыры. Я знаю, он не спустит мне этих слов. Отомстит. Найдет способ сделать это похлеще. Так, чтоб не оправилась. Порой мне кажется, у него это любимое занятие после разбоя и грабежей. Издеваться надо мной. Демонстрировать мне свое превосходство, свое величие. Но сейчас я не хочу думать об этой херне. Я хочу выйти отсюда как можно скорее.

      – Что ты хотел, Паш? Прости, но у меня дел много. На завтра еще доклад готовить…

      Не успеваю договорить. Паша подскакивает со стула так резко, что тот валится с грохотом на пол. Еще мгновение, и он возвышается надо мной, а его ладонь сжимает мои волосы. Больно так, что я не могу вдохнуть, но несмотря на это, я продолжаю смотреть на него с издевкой.

      – Бесстрашная стала… а? Принцесса… Может, тебе стоит напомнить, кому ты обязана жизнью? – в его шепоте яда больше, чем в клыках Черной мамбы. Мужчина ведет пальцами по ключице вниз, спускаясь к груди. От его прикосновений к горлу подступает тошнота.

      – Может, мне напомнить, как я спас твою сладкую попку от людей Елисеева? Или то, как я спас твоего маленького братика от долга? А? Или то, как не дал растерзать на клочки обезглавленную группировку твоего покойного папаши?

      – Он не папаша, – рычу, не в силах сдерживать злость, бушующую в крови. – Он тебя сыном своим считал, преемником. А ты его предал… ты убил его!

      Его лицо кривится от гнева.

      – Рот закрой… нахер никому не нужен был твой папаша, как и ты! И если бы не я… – рычит, отталкивая меня. Едва ли не валюсь с кресла. Поднимаюсь на ноги, поправляя платье. Обернувшись, замечаю все еще стоящих у выхода охранников Холодного. По коже бежит озноб от понимания того, что ситуация дерьмовая для меня. Раз он притащил сюда этих уродов, значит, кто-то сдал меня.

      – Я знаю, это твоих рук дело, – в подтверждение моих мыслей произносит вдруг он. Взяв со стола пачку сигарет, подкуривает одну. Смотрит на меня из-под густо сведенных бровей.

      – Моих рук что? – все силы уходят на то, чтобы голос звучал спокойно. Если он учует во мне страх – мне конец.

      – Двух крупных дилеров вчера взяли. Вместе с товаром… Указали на тебя, – тычет в меня сигаретой.

      Он врет. Ни одного доказательства нет, и никто не указывал на меня. Потому что если бы такая информация была у Холодного, я бы здесь не стояла и не вякала. Времена поменялись. И отношение этого человека ко мне тоже стало другим. Для него я не значу абсолютно ничего, и пустить меня в расход для Холодного – раз плюнуть.

      – Соврала бы, если бы сказала, что мне жаль… – пожимаю плечами, изображая скучающий вид.

      Он резко подается ко мне. Схватив за шею, сдавливает сильно, так, что перед глазами прыгают разноцветные пятна.

      – Короче, так. Если хочешь, чтобы твой дражайший братик поступил в этом году в ВУЗ и жил, как обычный задрот, как ты того и желаешь, ты должна провернуть одно дело… Отказ – и брата у тебя нет. Надеюсь, ты понимаешь, насколько все серьезно… – замолкает, вглядывается в мои широко распахнутые глаза. Пытаюсь ослабить хватку на своей шее, но после его