Хрустальный мальчик. Николь Галанина

получится.

      И Анна ему поверила.

      – О, великая Дароносица, – заговорил он внушительным звонким речитативом, и свирепый вой ветра тут же стал тонким, лютым, как вой голодных волков, – мощная Дароносица, хозяйка почв и всех насекомых…

      – О, великая Дароносица, – старательно бормотала вслед за ним Анна, и её онемевшие от холода искусанные губы с трудом раскрывались, и язык еле-еле ворочался во рту.

      – Мы тебя обидели, жестоко оскорбили, – продолжил Землерой.

      Пучок старых листьев, дрожавший на самой верхушке перекрученного дерева, вдруг застонал, и вся ветка, на которой он сидел, переломилась и обрушилась вниз – Анне, что и пикнуть от ужаса не успела, на голову. Землерой обхватил её свободной рукой и прижал к себе вплотную, и ветка разбилась о землю напополам там, где ещё совсем недавно Анна стояла. Листья тут же изорвал в клочья обезумевший ледяной ветер.

      – Мы тебя об-бидели, – еле выдавила из себя Анна, – жестоко оскорбили…

      Землерой закрыл её свободной рукой и продолжил, плотнее переплетая их пальцы:

      – Но не со зла мы это сделали, а по неведению, по детской глупости.

      Муравьи под ногами Анны зашевелились, красноватая шишечка на самой вершине муравейника вдруг разлетелась на комья, и целая черновато-коричневая орда, быстро орудуя тонкими лапками, рванулась прочь и облепила ноги Анны и Землероя так, что не стало видно даже клочков одежды. Анна подавилась визгом. Тонким рвущимся голоском, со слезами на глазах она продолжила:

      – … не со зла мы это сделали…

      – Ты, та, кто знает, что быть Матерью, – звонко воскликнул Землерой и высоко поднял голову, – ужели не простишь ребёнка? Ты, та, кто так печётся о своих родственниках, кто славна своим великодушием, ужели не прислушаешься?

      – Ужели не прислушаешься? – печальным эхом отозвалась Анна.

      Муравьи всё выше и выше заползали по её ногам, уже почти достигла шевелящаяся мерзкая масса колен. Землерой не отводил взора от перекрученного, как штопор, чёрного древесного ствола.

      – Все мы грешны, Дароносица, – промолвил он мягко, – и мы с тобой – грешней той, кого ты невзлюбила. Не вошла бы она в этот лес, не оскорбила бы тебя…

      Анна умолкла. Пальцы Землероя крепко сжимали её пальцы, и она видела, как сияют хрустальным серым светом его широко раскрытые глаза. Казалось, будто он видел в дереве нечто, недоступное её взору, и говорил с тем, что сидело внутри.

      – И не знала бы ты о ней, Дароносица, вовсе, – тихо сказал Землерой, и светящиеся глаза его вдруг наполовину прикрылись, – если бы не я. Мы с Анной повсюду в этом лесу – единое целое. Хочешь казнить – казни обоих. Хочешь помиловать – смилуйся над нами! И не серчай на нас, госпожа Дароносица. Мы тебя оскорбили, задели, принизили, велика наша вина. Но долг платежом красен. Госпожа Дароносица… Анна – человек, не только в нашем лесу бывает. Анна – человек. Многое люди придумали. И Анна подарками загладит свою вину. Только явись нам, Дароносица, определи свою дань! Почтим мы тебя двукратно от того.

      Ветер