Гипсовый трубач. Однажды в России. Юрий Поляков

в этот момент открылась замаскированная портьерой боковая дверь, и оттуда, мученически улыбаясь, появился Огуревич. Писатель испуганно проглотил недожеванный сухофрукт и ответно осклабился. Аркадий Петрович подошел и подарил ему свое засасывающее рукопожатие.

      – Спасибо, что заглянули! А где Дмитрий Антонович?

      – Попозже подойдет.

      – А-а… Ну конечно… – со скорбным пониманием кивнул директор. – Я знаю, он не верит. Напрасно.

      – Во что не верит? – осторожно уточнил Кокотов.

      – В генетически запрограммированный трансморфизм человечества, – с глубокой обидой объявил Огуревич. – Ведь каждый человек сам для себя решает, остаться ему мыслящей бабочкой-однодневкой или стать субъектом Вечности! И мне сердечно жаль, что такой выдающийся человек, как Дмитрий Антонович… Жаль…

      Наблюдательный писатель отметил про себя, что вкрадчивый, психотерапевтический голос директора совершенно не соответствует его мускулистым, как у саксофониста, щекам.

      – Жаль, очень жаль!.. – повторил Огуревич.

      – Жаль… – как эхо отозвался Андрей Львович, не понимая, почему, собственно, он должен жалеть своего соавтора.

      – А вы-то верите?

      – Конечно, хотя, впрочем… – не тотчас отозвался Кокотов, соображая, о чем идет речь.

      – Я не осуждаю вашу неуверенность. Нет! Это естественно. Наш мозг приучен к линейному восприятию бытия, мы не берем в расчет энергоинформационную структуру мироздания. Другими словами – биополе. И напрасно, напрасно – ведь потенциально наш мозг способен декодировать квантово-волновые голограммы прошлого, настоящего и будущего, хранящиеся в торсионных полях. Понимаете?

      – Еще бы! – важно кивнул писатель, где-то читавший про торсионные поля. – Но ведь это только гипотеза…

      – Вселенная тоже только гипотеза, – горько усмехнулся Огуревич. – Хомо сапиенс исчерпал свои возможности как биологический вид и пребывает в кризисе. Однако на каждом витке планетарной истории включаются некие заложенные Высшим Разумом механизмы, и происходит расконсервация той части генетического кода, которая отвечает за трансморфизм рода людского. Совсем скоро, Андрей Львович, вы не узнаете человечество! Да-да! Не узнаете! Пойдемте, я вам кое- что покажу! – Директор поманил его к той двери, откуда только что вышел сам. – Загляните в щелку!

      – А удобно?

      – Удобно!

      Кокотов заглянул. За дверью располагалась большая комната, даже зала, которая, судя по шведской стенке, предназначалась прежде для лечебной физкультуры. Теперь к перекладинам были прикреплены большие листы ватмана со схемами, нарисованными цветными маркерами. Одна из схем выглядела чуть понятнее других: в верхней правой части листа виднелся силуэт мозга с надписью «Высший Разум», а в левом нижнем углу прозябала жалкая неказистая фигурка – «Современный человек». От него к Высшему Разуму