Найти себя в эпоху перемен. Геннадий Волобуев

и обрывали определённое количество жизней в расчёте на одну тысячу тонн добытого угля. Кто посещал кладбища шахтёрских городов, видел эту суровую статистику на скромных братских захоронениях. Плотные рядки памятников, с обозначением одной и той же даты, прячутся там за густым кустарником или высокими деревьями, если трагедия случилась давно. А если на открытом поле – совсем свежие холмики, укрытые заботливо ковром из ещё не выцветших венков, значит, не зажила душевная рана у матерей и жён, детей и верных друзей. Это было недавно. И будет повторяться вновь и вновь, повинуясь этим самым непонятным, несправедливым законам и нашей беспечности, желанию получить сразу много, затратив мало. Вой сирены особенно ранил души детей. Тягостное настроение ещё долго преследовало их. Они потом всю жизнь ощущали его трагическую тональность, и вздрагивали, если где-то слышалось нечто подобное.

      Запомнился навсегда этот страшный звук и подростку Алёше.

      Конечно, быть!

      В солнечное весеннее утро во дворе одноэтажного дома на искрящемся тонком льду, ещё не начавшим таять, можно было увидеть подростка в чёрной ватной телогрейке, без рукавиц, обутого в серые валенки. Мальчишка выделывал непонятные фигуры, похожие то ли на балет, то ли на репетицию театральной сценки. Он взмахивал правой рукой, словно оратор, гордо поднимал голову и что-то произносил. Незаметно подкравшийся свидетель мог бы услышать декламацию неизвестного текста, в духе шекспировского Гамлета. Может быть, это были те строки, может, нет, скорее он репетировал сценку из спектакля, которую дала учительница, но жизнь самого подростка складывалась совсем непросто. В отличие от Гамлета, который восстал против преступления, Алёшка мог восстать против той сложившейся порой неразумной грубой и несправедливой жизни, которая обрушилась на него, пыталась сломать, подогнать под свой негласный стандарт, серый, бесперспективный, раз и навсегда определённый. Эта несправедливость, глупость ничтожных людей, несуразность многих жизненных ситуаций, спровоцированная ими, будет преследовать всю его детскую и юношескую жизнь. Позже он научится проходить всё это с меньшими эмоциональными потерями, пытаясь противостоять, или созерцая этот мутный поток действительности. Только проницательный, знающий наблюдатель мог понять его душевное состояние. Те проблемы, которые его мучили, та жизненная ситуация, из которой он стремился вырваться, можно было зеркально отнести к словам Шекспира:

      Быть или не быть? Вот в чём вопрос!

      Что благороднее: сносить ли гром и стрелы

      Враждующей судьбы или восстать

      На море бед и кончить их борьбою?

      В его движениях наблюдалась твёрдость и решительность. То была импровизация. Посетившая душу подростка смутная идея вызвала душевный порыв, позвала его на природную сцену. Внезапно возник и залпом вылился душевный протест всей безжалостной действительности, загоняющей человека, словно