Дорогие сердцу лица. Михаил Зайцев

о боязни.

      Сказали человеку:

      «Поклонись!» —

      Он поклонился

      И ушел от казни.

      Сказали человеку:

      «Ты велик!» —

      Не усомнился он

      Ни в коем разе.

      Сказали: «Мразь!» —

      И отразился лик

      В воде стоячей

      Безобразней мрази.

      Сказали: «Пой!» —

      Он: «Подпою – запой!»

      «Люби!» – сказали. —

      Пламенел очами.

      Сказали: «Ешь!» —

      Наелся.

      «Будь собой!» —

      Он растерялся

      И пожал плечами.

1976

      «Там есть, за вершинами гор…»

      Там есть, за вершинами гор,

      Долина согласья и лада?

      Там сердцу понятен укор

      Небесно-открытого взгляда?

      Ужели и там – суета?

      Но слышу, идет издалека:

      «Спасет этот мир красота»

      Сквозь гневное «Око за око!».

      Колеблется, зиждется: там

      Спит ночь на коленях у света,

      И Слово подходит к словам…

      Иначе зачем мне все это?!

1977

      «Радость моя высока́…»

      Радость моя высока́,

      Счастье мое вели́ко:

      Сыплю из туеска

      На клеенку клубнику.

      Медленно наклоняю,

      В помощь ладонь подставляю,

      Чтобы бочок не поранить

      Самой румяной крайней.

      Все, высыпаясь, подряд

      Прямо в глаза мне глядят!

2004

      «В далях поднебесных…»

      В далях поднебесных

      Под ночной звездой,

      В клубнях полновесных

      В почве молодой

      Есть всегда такое,

      Что собой роднит

      Поле золотое,

      Солнечный зенит,

      Маленькую мяту

      Со скалой большой…

      Всех же, вместе взятых, —

      Всех, всех, всех! – с душой.

2004

      Дождь

      Хлынувший рассыпчатым свинцом,

      Полоснет по речке, по отаве.

      Забежит соседка на крыльцо,

      Тазик на приступочку поставит.

      Вспомнит про забытое белье.

      И – на дождь!

      Пригнется, осмелеет.

      Платьице промокшее ее

      Тело обхлестнет, порозовеет.

      Дождь в захлебе пуще задробит,

      На нее глазея бесшабашно.

      Но ее ревниво заслонит

      Мужняя промокшая рубашка.

1975

      Элегия

      Я слышу, я вижу: в чужие края,

      Скользя по обветренным сходням,

      Уходит наивная вера моя,

      Уже безвозвратно уходит.

      Но даже и там, в запредельном краю,

      Во мраке забывчивом с грустью,

      Приметив наивную веру свою,

      До самой земли поклонюсь ей…

1973

      «Притиснут в очереди длинной…»

      Притиснут в очереди длинной

      К спине невидимой чужой,

      С ней, очередью, пуповиной

      Незримо связанный, слезой

      Незримо-общею омытый,

      Жалелый жизнью, ею битый,

      След в след ступаю к рубежу