Убегающий от любви (сборник). Юрий Поляков

свою соседку, щелкая пристежным ремнем.

      – Нет, – ответила она, что-то озабоченно выискивая в своей сумочке.

      – Может быть, хотите к окну? – самоотверженно предложил я.

      – Нет, спасибо, я боюсь высоты…

      Стюардесса походкой, напоминающей манекенщицу и моряка одновременно, прошла вдоль рядов, проверяя, кто как пристегнулся.

      – Ему плохо? – спросила она, остановившись возле распавшегося Поэта-метеориста.

      – Ему хорошо! – успокоил Спецкор.

      Самолет, беспомощно потряхивая длинным крылом, пополз к взлетной полосе. Радиоголос сначала по-русски, а потом по-французски поприветствовал нас на борту авиалайнера «Ильюшин-62». И я вспомнил, что на внутренних линиях говорят почему-то просто – «ИЛ-62»… Потом стюардесса показывала, как в случае чего нужно пользоваться оранжевым спасательным жилетом, хотя, конечно, отличные летные качества лайнера гарантируют полную безопасность.

      – В каждом жилете, в непромокаемом пакетике, по сто долларов, – объявил Спецкор. – На случай непредвиденных расходов…

      – Уй ты! – восхитилась Пейзанка.

      Наконец мы вырулили на взлетную полосу, несколько мгновений простояли неподвижно и вдруг рванули вперед так, что задребезжали откидные столики и с треском стали открываться крышки багажных антресолей.

      – Истребители взлетают вместе с нами? – спросила доверчивая Пейзанка.

      – Нет, с Шереметьево-1, – объяснил Спецкор.

      Дребезжание прекратилось.

      – Летим! – вздохнул Торгонавт и вытер лицо шейным платком.

      – Взлет – это лишь повод для посадки! – успокоил его Спецкор.

      Я глянул в иллюминатор: внизу виднелись лес из крошечных декоративных деревьев (как на японской выставке растений), поселки из кукольных домиков и малюсенькие автомобильчики, наподобие тех, что начала недавно коллекционировать Вика, окончательно забросив собирание кошачьих фотографий. Решив поделиться своими наблюдениями, я повернулся к Алле с Филиала: в ее глазах было отчаяние.

      – Я забыла фотографию! – пожаловалась она.

      – Чью? – спросил я, подразумевая, конечно, Пековского.

      – Моего сына…

      7

      – Странно! – пожала плечами Алла с Филиала.

      – Что – странно? – уточнил я.

      – Все… Странно, что только сейчас вспомнила про сына… Обычно я думаю о нем всегда. Странно, что я забыла фотографию… Странно, что через три часа мы будем в Париже…

      – И, наверное, странно, что вместо Пековского лечу я?

      – Нет, не странно, он предупреждал, что со мной рядом будет его детский друг – чуткий и отзывчивый товарищ… Он, наверное, просил вас меня опекать?

      – Беречь. Говорил, что вы робкая и легкоранимая…

      – И поэтому вы рядом со мной?

      – Исключительно поэтому…

      – А вы не очень-то любите своего детского друга!

      – Вам показалось…

      Я отвернулся к иллюминатору: земля внизу была похожа на бурый, местами вытершийся