Другое настоящее. Саша Степанова

не получается, поэтому я надеюсь, что все это он поймет и так.

      – Что я тебе сделал?..

      Такой беспомощный вопрос, и сам он какой-то беспомощный, с покрасневшей скулой и дрожащими губами, с этим своим запахом можжевельника, как от моей подвески-гитары и маминых подставок под горячее, вот что ты наделал, зачем все испортил, взял и испортил, хотя могло было быть по-другому.

      – Дай пройти.

      – Объясни, пожалуйста. Я правда не понимаю.

      Над нашими головами шелестят уже пожелтевшие листья березы. Скоро бабье лето. Переведут ли меня в другую группу? Скоро бабье лето. Есть ли вообще она, эта другая группа?

      – Ты в курсе. Вчера меня ограбили. А привел меня туда твой дружок Илья.

      С лица Джона стремительно сходит краска, даже губы белеют. Я видела нечто подобное всего однажды – так побледнела мама Марта, прежде чем схватиться за сердце и сползти по стене. Но Джон просто смотрит на меня, не моргая, и во взгляде у него битое стекло.

      – Как ты?

      – Меня не тронули. Рюкзак забрали.

      Он кусает губы и о чем-то напряженно размышляет. Поле моего зрения наконец расширяется – поодаль стоят девчонки, не знаю, слышат ли они наш разговор, но мне бы этого не хотелось; двери колледжа то и дело открываются и закрываются; мимо проходят люди. Мы всем мешаем.

      – Как выглядели, помнишь? – спрашивает Джон после минутного молчания.

      – Да никак. Трое в черном. С Ильей была девушка, невысокая, и лицо… Я подумала, что ее избили.

      – Сестрица его, ясно. Преля сегодня, кстати, не пришел и на сообщения не отвечает. А ты приходи. – Голос тускнеет, битое стекло похрустывает на зубах. – Завтра приходи. Он все вернет.

      Доверять ему боязно, но никогда больше не появляться на занятиях тоже не вариант, так почему бы не завтра?

      – Преля – придурок конченый. Прости, но мне придется…

      Прости, мне придется убить тебя, ведь только так я буду знать точно3.

* * *

      – Мурашки от нее. Жутенькая.

      – Обычная песня, чего ты. Пойдем, холодно стоять…

      И мы пошли. Нас соединял проводок наушников – от шапки к шапке. Снег шел с нами – кажется, уже неделю не прекращался, и ветер сразу со всех сторон – влажный, хлесткий, совсем не зимний. На пешеходных переходах мы обнимали друг друга, наскоро грелись и бежали дальше. Нужно было успеть купить подарок общему другу, любителю комиксов – вечером мы были приглашены к нему на день рождения. И хотя время уже поджимало, это не мешало нам замирать у витрин магазинчиков на Мясницкой и рассматривать новогодний декор – всех этих оленей, заснеженных сов и обернутые мишурой подсвечники; запрокидывать головы и любоваться опутанным гирляндами небом; находить губами губы, спрятанные под шарфом – непреодолимое желание делать это снова и снова, я помню, мне казалось, что скоро все закончится. Я, конечно, не могла этого знать, но беспричинная тяжесть под сердцем заставляла меня – тебя, возможно, тоже, – пытаться остановить время. И мы останавливали время, останавливая друг друга через

3

МЫ – «Возможно»