Время пришло. Вячеслав Гурулев

к телу постепенно возвращалась.

      – Что же ты наделал малыш, зачем? Ты же знаешь несмотря не на что мы тебя любим. Это была мать. Она начала гладить его по голове и напевать колыбельную как когда-то в детстве. Под этот мягкий и такой родной голос Стас уснул. Ему снилось что-то приятное, теплое, умиротворяющее. Вскоре после пробуждения его обследовали, выписали справку в школу и записали к специалисту по психологии, который отклонений у ребенка не обнаружил и его оставили в покое.

      Учитель

      Стас очнулся рывком, очнулся от боли, очень сильной боли. Крик готов был уже сорваться с его губ, когда в голове что-то щелкнуло и все резко прекратилось. И создалось ощущение пустоты и безмолвия. И было это забавно и страшно. Стас открыл глаза, яркое солнце ослепило его на мгновение, глаза резануло до слез. Потом медленно стало проявляться сквозь яркий свет деревья – целый лес, янтарная поляна и изба на ней. Изба рубленая из дерева, старинная, заботливо украшенная потемневшей от времени резьбой. Стас стоял, открыв рот и смотрел на все это великолепие, а в голове пустота, сказать, что мальчик был удивлен, это не сказать ни чего.

      – Ну, здрав будь, Стас!

      – А-а-а, – заорал, насколько позволило болевшее горло, да сейчас Стас ощущал все и траву под ногами и тепло ветерка и боль в горле. Он орал лихо матом и бежал к избе, к укрытию, его гнал страх, нужно было спрятаться.

      – Да стой, стой сердешный! Куда бежишь. Подожди же меня.

      Напуганный, местом, таким загадочным и таинственным, появлением своим на этой поляне, и чужим голосом Стас мчался вперед. Вдруг, запнувшись он упал, больно разбил коленки, ободрал руки. Поднимаясь почувствовал, что его схватили. Дыхание перехватило, он стал вырываться.

      – Да успокойся ты, или я сам тебя успокою, – голос был не молодой, в нем сквозили нотки неудовольствия.

      Стас наконец обернулся. Точнее кто-то сильный развернул его. Он стоял опять с открытым ртом и смотрел во все глаза.

      – Рот то закрой, муха залетит. Ой, да не смотри ты на меня так, будто приведения увидел. Человек я! – и незнакомец перекрестился.

      Стас закрыл рот, и когда прошло первое оцепенение, чуть не расхохотался. Но, вспомнив сильные руки этого божьего одуванчика, прикусил язык.

      Перед ним стоял старичок, лет так примерно около ста, в одежде похожей на рясу священника, только светлого цвета. Перепоясана ряса была ремешком с замысловатым рисунком, заполнены какими-то символами. За спиной у него был короб с дичью, видно охотился. Лук и стрелы были ловко прилеплены к коробу с одного бока, а с другого бока свисали травы, от которых исходил дикий, лесной, ни с чем не сравнимый аромат. Голова старика была совсем седой, лицо – изборождено морщинами. Но глаза были молодыми, живыми в них то плескались озорные искорки, то была видна вековая мудрость.

      – Ну что смотришь, привыкай теперь часто видится будем. А пока в дом пойдем, расскажу, что к чему и покажу.

      Что