«Чоки-чок» или Рыцарь Прозрачного Кота. Владислав Крапивин

добьюсь…

      Своего она не добилась, но троек Леше наставила целую кучу. И двойки бывали… Хорошо, что Леша с родителями и сестрой переехал в этот дом, здесь недалеко другая школа.

      И художественная школа теперь ближе, чем раньше. А то приходилось ездить через весь город. У мамы из-за этого было множество хлопот, потому что отпускать Лешу одного она боялась.

      Художественную школу Леша любил. Там разрешали рисовать хоть какой рукой. Хоть ногой. Лишь бы ученик проявлял фантазию. У Леши фантазия проявлялась.

      …Леша задумался про школу. А Даша про то, можно ли сказать: «Лешка – рыжая матрешка». Наверно, это будет неточно. Во-первых, матрешка – девочка, а Леша – мальчик. Во-вторых, он вовсе не рыжий, а только чуть-чуть золотистый. И у него всего три веснушки – на левой стороне лица. Эта сторона была похожа на папу. И нос был папин – торчал как сапожок. А глаза были мамины – светло-коричневые, с прямыми, будто спички, ресницами. И вся правая часть лица была мамина – без веснушек, с завитками волос над плотно прижатым к щеке ухом. (Левое ухо – папино – слегка оттопыривалось). Кроме того, на правой – маминой – щеке была симпатичная, заметная при улыбке ямочка.

      А рот у Леши был не папин и не мамин, а свой собственный. Большой и толстогубый. Иногда улыбчивый, а порой упрямый.

      Про Дашу же рассказывать много нечего. Она вся была в маму. Знакомые так и говорили: «Какая у вас славная девочка! Мамина копия…»

      Мамина копия нерешительно сказала:

      – Леша – старая лошадь… – Она и сама понимала, что это не очень удачно.

      Он рассеянно откликнулся:

      – Даша – манная каша… – И насторожился: – Тс-с…

      Он сел в своей кровати. А Даша, наоборот, ойкнула и вжалась в подушку. Натянула до глаз одеяло.

      Комната была просторная. Мебель в ней стояла разная – и знакомая, из прежней квартиры, и та, что осталась от старой хозяйки. У двери возвышался широкий платяной шкаф с львиными мордами на дверцах. А за дверцами кто-то шебуршал. Потом громким виноватым шепотом попросил:

      – Извините, пожалуйста, не могли бы вы меня выпустить?..

      – Мама… – пискнула Даша. Громко завопить она не могла, голос пропал от испуга.

      Леша сперва тоже хотел позвать маму и папу. Но пересилил страх. Такой был у Леши характер: если рядом кто-то боялся, сам он делался смелее. Наверно, из упрямства.

      – Кто там? – сказал он тонким, но достаточно мужественным голосом.

      – Видите ли… мне трудно так сразу объяснить. Я здешний житель…

      – А зачем вы туда забрались? Без спросу!

      – Простите, пожалуйста. Я из любопытства. Хотелось посмотреть на новых жильцов, а знакомиться я не умею… Можно, я выйду? Здесь ужасно пыльно…

      – Да кто вам не дает, – храбро сказал Леша. – Шкаф не заперт.

      – Не заперт, но вы же сами его ночью заколдовали…

      – А-а! – вспомнил Леша.

      Ночью было вот что. Лешу разбудила Даша, она сидела на его кровати и трясла его за плечо:

      – Лешка, я боюсь…

      Он открыл глаза. В окно светила бледная звезда. В комнате (большой и непривычной) стоял сумрак. Что-то