Две путёвки для амнезии. Леонид Жуган

а ты на ночь молилась?

      – Да вона! – уже беженцы к остановке подались!

      – Да это Петровна с сынком!

      – И хромой с ними!

      – Вона! пожарка!

      – Да автобус это!

      – За нами?

      – За беженцами! Я ж в ООН сэмээску кинула!

      – В ОМОН, дура! Перехват идёт!

      – Сам облезлый! Окурок сщас твой искать будут!

      – А автобус ушёл!

      – А Посоховы?

      – Успели, пиши теперь письма!

      – Ни огня, ни пожарки, ни дыма! Куда власти смотрют?

      – Участковый – в окно вон смотрит, из машины!

      – Кузьмич приехал?

      – Чё зачитывает, его бабушку?

      – Дал полчаса – и чтоб никого!

      – Эвакуация, Дормидонтовна?

      – Всех посажает! За организацию паники!

      – Психи деревянные!

      – Чё, не будет пожару?

      – Нет! Отменяется!

      – Так завтра же только 13-е!

      – Чё? Завтра пожар будет?…

      И так ещё с часик, наверно, деревня аукалась и ждала пожарку из ООН, когда семья Посоховых уже упёрлась в последний барьер разлуки – в стойку зоны ожидания в международном аэропорту Шереметьево.

      Конечно, всем вспомнился марш «Прощание славянки» – он в центре сердца каждого. Но киски тоже ж печалились на всю тысячу вольт? По одной только строчке марша – «дрогнул воздух туманный и синий и тревога коснулась висков» – усатые чудики уже почуяли, что тоже связаны с человеками не только сосисками, но и непонятным синим туманом в 5.00 утра и тревогой впритык к виску: двадцать дней им не жить, а волноваться и горевать – как там их Ванечка, у кого завсегда водятся… «Ну, да, сосиски!!! Но причём тут они!!!.. – дирижировала плачем у калитки Морфяка. – Завсегда – значит, вечно! А вечных сосик не бывает! Вот они – люди: меряют нас сосисками! Всё на свете меряют на свои мозги штампованные! А завсегда – только добро! У Вани завсегда ручки добрые – потому что в его руках… да! и они – сосиски! – но и молочко! и кусочки в соусе в пакетике! и колбаска „Папа может“! и… и можно выспаться! на его диванчике! и всласть повыделываться! – не у хрендаря же старого с палкой, чтоб его подушки в валенки превратились! Ванюшенька!!!…» – и Морфяшка беззвучно застыла в горе. Послушная Палашка добавила к слёзам сестрички: «Его папанька и шкурки полиэтиленовой от сосиски не бросил, нюхнуть хотя бы!..»

      А Галина Петровна пусть не знала про штаб-трубача и полковника Василия Ивановича Агапкина, но печальные фанфары её сердца бились нота в ноту с вечным гимном непереносимого расставания. Есть всё-таки карма! Ведь там, в Крыму, окончательно сложилась жизнь нот нашего генетического музыкального кода. Сергей Петрович тоже ни диеза в музыке сфер, а мотивчик с армии помнил – «Прощай, не горюй…". Один Ванька напевал про тра-та-та котов: «Мы едем, едем, едем в далёкие края…". Ванька, знающий о счастье только по отменённым урокам, а угадал: счастливее его и его соседки по креслу впереди